Читать «Книжник» онлайн - страница 121

Ольга Николаевна Михайлова

Адриан теперь писал, когда был болен и когда чувствовал себя прекрасно, когда был в духе и не в духе, на него не влияли ни погода, ни обстоятельства. Только бы была она — странная, приходящая ниоткуда идея, толкавшая его. Когда Парфианов завершал один роман, он не чувствовал себя опустошённым — но мучительно томился бездельем и тосковал по новой идее.

Глава 2

И идея приходила, — одухотворяя и усиливая его. И хоть поначалу Книжник считал литературную работу предательством, она в его глазах было жалким паллиативом той богонаполненности, Благодати Божьей, что носил в себе целое семилетие, постепенно к нему пришло понимание чего-то более оптимистического.

Помог и Илларион. Почему он видит в творчестве измену Господу? Нечего закапывать в землю талант, если вдруг был его удостоен. Истина наполняла его семь лет. И если теперь он стал одним из тех рабов Божьих, кому Господь доверил бремя таланта, — он должен наработать проценты на данный ему капитал. Работать Господу.

Но точно ли это было от Бога? В этом новом состоянии Книжника поражала только титаническая работоспособность, ибо он был готов писать с утра до вечера, и непонятная, неизвестная ему ранее одержимость. Он, никогда и ни к чему по-настоящему не умевший прикипать душой, отстранённый и холодный, теперь был жизненно зависим от этой новой иррациональной Божественной Истины, что приходила как озарение идеей нового романа. Без неё Книжник был пуст и мёртв.

Странно, что это пришло к нему именно сейчас — в университетские времена в литературе пробовали себя многие, Книжник же никогда не шёл дальше переводов и стихов. Это его просто не интересовало. Отсутствие честолюбия тормозило перо, и если порой в нём рождались мысли и суждения, которые сам Книжник считал стоящими, он полагал, что человечество обойдётся без его мнений.

Он по-прежнему ничуть не интересовал себя. В него был вложен Богом тот минимальный потенциал любви к себе, именуемый инстинктом самосохранения, не дававший в дни юношеских приступов отчаяния уйти в пустоту, всегда заставлявший цепляться за жизнь, а теперь и благословлять её. Это Книжник считал достаточным. Оставлять миру фолианты своих трудов он не собирался, может быть именно потому, что слишком много прочёл сам.

Теперь же Адриан просто недоумевал. Мир Истины сменился миром фантазии. Но он, понимая это, почему-то стремился к клавиатуре компьютера, как маньяк, быстро осмыслив то сверхчеловеческое, иррациональное, что было в этом труде.

Полая трубка с отверстиями, заложник дыхания беспредельного, поэт — Богом брошенная свирель в расселины, в травы осенние. Пыль подошвенную оживотворит Ливень, и зазеленеет пажить, возликует, взбудоражено зазвенит весной возжажданной. А мне только и надо, чтоб в травах обрёл Ты меня и поднял, и животворящим Своим дыханием, словно вены кровью, наполнил…