Читать «Книжник» онлайн - страница 119

Ольга Николаевна Михайлова

— Странно.

— Ещё бы. Я точно что-то слышу через века, но не всегда точно, — жалко улыбнулся Книжник.

Сестра Иллариона любила литературу времён викторианской Англии, и как-то за чаем посетовала, что подобных романов мало, а ведь какой удивительный мир… Парфианов заглянул в роман Остин, которым зачитывалась Мария, и неожиданно оценил его композиционную пластичность и соразмерность. Третий роман он писал для Марии, взяв сюжетом реалии викторианской эпохи. Воображение не буйствовало, он писал хладнокровно и рассудочно, строя сюжет «как настоящий писатель».

Сказав себе это, он неожиданно расхохотался. Сам себе он казался писцом, секретарём-референтом иного мира, до того просто записывавшим чужой текст. Но теперь писал он сам, и работа доставляла ему немалое удовольствие: Парфианову нравилось укладываться в женский канон, творить по законам жанра, рисовать картинку времён далёких и безвозвратно ушедших. Ему хотелось выследить пути Провидения, невидимо направляющего людские судьбы, исследовать глубины помыслов героев, самому испытать воображаемые чувства.

Роман Марии понравился, и Книжник был польщён её похвалой.

Через неделю после завершения романа его пожилая секретарша спросила, не нужны ли ему канцелярские принадлежности: степлеры, скотч, блокноты? Он покачал головой, однако, подумав, попросил новый блокнот, и она положила на его стол несколько штук. На одном из них Парфианов вдруг увидел фото старого замка. Излучина реки живописно окаймляла каменистый уступ, на котором, словно вырастая из него, возвышалось огромное строение с двускатной крышей и тремя небольшими островерхими башнями. Замок сохранял едва заметные следы многих переделок: некоторые окна были убраны и сровнены со стенами из терракотового камня, сходного с тем, что составлял береговые уступы. История тысячелетий, вызывая почтение и восторг, витала над ним. Сзади высилась поросшая лесом горная гряда, а перед замком струились зеленоватые воды безымянной реки.

До конца рабочего дня Книжник почти не отрывал глаз от изображения, чувствуя в душе странное томление. Он уже творил, мысленно населяя замок Сатаны, как он сразу окрестил строение, героями. Ещё неназванные и не очерченные эти герои уже шевелились в нем, шурша кринолинами и спеша выбраться наружу. Он задумался. Теперь ему захотелось рассказать историю — причудливую сказку о добре и зле, разыграть любовную авантюру, полную чудес и неожиданностей.

Как же… Дома его пригнуло к клавиатуре, и первой невесть откуда выползла на экран монитора прочитанная когда-то и давным-давно забытая фраза Ансельма Кентерберийского. Текст потёк, — грузный, тяжёлый, мрачный. Чёрный замысел растления чужой души материализовался во Франции времён Реставрации. Почему?

Книжник не знал этого и морщился. Написанное не нравилось ему, но любая попытка хоть что-то исправить не удавалась: текст на глазах становился кондовым, Парфианов чувствовал фальшь и удалял набросанные им абзацы. У монитора словно появился кто-то, на сей раз невидимый, но ощутимый. Повеяло чем-то смрадным, но всё тут же и прошло.