Читать «Камера смертников. Последние минуты» онлайн - страница 92
Мишель Лайонс
В одной из моих долгих поездок между Хантсвиллом, где я жила, и Хьюстоном на моем чемодане с темными мыслями наконец не выдержала застежка, и все вывалилось.
Когда со мной происходит что-то, чего я не понимаю, я сначала цепенею, потом потихоньку разбираюсь и расставляю все по местам. Следовало разобраться с переполнявшими меня мыслями, иначе было от них не избавиться, а долгие поездки давали мне страшно много времени для размышлений. Непонятно почему передо мной вдруг представал безымянный заключенный на смертной кушетке со слезинкой на щеке или морщинистые руки матери Рики Макгинна, прижатые к стеклу. Всякий раз, вспоминая эти руки, я плачу. Ужасно – смотреть на умирающего сына и быть не в состоянии что-либо изменить. Еще я вспоминала, как сидела на пресс-конференции мать одной убитой девушки – тихо, словно в изумлении, а ее муж рассказывал, какие пережил чувства во время казни человека, убившего их дочь. И снова во мне поднимался страх, потому что с этими людьми случилась самая страшная беда, которую только можно представить.
В одно утро 2013 года, отвезя дочь в школу, я позвонила Ларри. Мы болтали о нашей работе в Департаменте, и вдруг меня дернуло спросить – вспоминает ли он виденные им казни? Раньше мы никогда о таких вещах не говорили, я не поднимала данную тему. Хотелось, чтобы он думал, будто для меня это пустяки, хотелось, чтобы все так думали. Такая крутая девчонка, зарабатываю на жизнь, наблюдая, как умирают люди; если меня спрашивали о моей работе, я рассказывала о чем-нибудь забавном, а о серьезном молчала. И вот теперь, когда я спросила, Ларри признался, что казни постоянно снятся ему в кошмарах.
Мне лишь один раз приснилась казнь. Приснилось, что казнят мою бабушку за убийство мужа. Мы с бабушкой были очень близки, я даже дочь назвала ее именем. И все же во сне, хотя на кушетке лежала мама моей мамы, я твердила себе: плакать нельзя, я на работе. Бабушку мой сон развеселил.
Меня удивило, что Ларри мучают кошмары, ведь он уволился много лет назад. «Господи, – подумала я, – десять лет страдать от воспоминаний, меня тоже такое ждет?»
Мне стало страшно: Ларри казался сильной личностью. В моем представлении он был все тот же задира, который произвел на меня, тогда еще юного репортера, такое сильное впечатление – упрямый и умный спец по связям с общественностью, очень яркий типаж. Еще я всегда считала, что Ларри против смертной казни, а значит, переживать увиденное ему труднее, чем мне. Я иногда его поддразнивала, называла «вонючим хиппи», – ведь он эдакий свободомыслящий малый из Остина. А теперь выяснилось, что он не противник казни, и я разволновалась, – значит, и меня ждут подобные кошмары? Мне стало грустно, что ему до сих пор приходится все это переживать, и неловко, что я раньше ничего не понимала.