Читать «Исцеляющий вымысел» онлайн - страница 12
Джеймс Хиллман
описание некоего персонажа (Шац и Гоффман могли бы сказать
«диффамация») на языке клинициста, предназначенное для
прочтения другими клиницистами. (Разумеется, диагноз не предна
значен для прочтения пациентом.) В психологическом диагнозе не
говорится, чем обладает пациент и кем он работает. Диагноз дает
клиническое представление о пациенте (его Zustandsbild). В
диагнозе рассказывается о том, как самость представляется
писателю-клиницисту.
Писатель-клиницист описывает материал в виде диагноза, «рассказа
об аномалиях». Слово «аномалия» я понимаю двояко: во-первых,
«аномальный рассказ» пишут с учетом болезненных, странных, отклоняющихся от нормы моментов. В этом отношении аномальный
рассказ напоминает готический роман или рассказ По, написанные в
духе натурализма Золя. Но в отличие от готического романа и
рассказов По и Золя, а в этом и состоит второе значение слова
«аномальный», аномальный рассказ воспринимается буквально, считается фактической историей и, таким образом, отходит от норм
рассказа. Историзм диагнозов характеризуется абсолютным
буквализмом, и поэтому их необходимо излагать так, чтобы вписать
персонаж, которому они посвящены, в стиль вымысла, который
писатель вправе создать. Диагнозы — это в высшей степени
творческие литературные акты. Сила воздействия этих буквали-
стичных рассказов огромна (как и сила воздействия всех буквали-
стических произведений, в которых процесс воображения
маскируется под видом правдивого отображения «реальных
событий»). Тем .не менее буквализм служит основным орудием
клинического ума.
Силу воздействия диагностических рассказов невозможно
переоценить. Как только пациент вписывается в определенную
клиническую фантазию с ее ожиданиями, символами, характерными
особенностями и богатой терминологией, обеспечивающей свое
распознание, пациент приступает к обобщению своей жизни в
форме диагностического рассказа. Прошлое пациента
пересказывается и благодаря аномальному рассказу получает новую
внутреннюю последовательность и даже неизбежность.
Несомненно, диагноз — это гнозис, то есть форма самопознания, которая создает космос в своем образе.
В каждом случае, как уже отмечалось, рассказ вводит нас в область
терапии. А это означает еще и то, что я, писатель-терапевт, теперь
вошел в рассказ и фактически стал ключевой фигурой в рассказе, чье начало, развитие, сюжет и стиль не имели ко мне никакого
отношения вплоть до этой встречи. Я не знал и, вероятно, никогда
не узнаю о том, принимают ли и другие действующие лица участие в
каких-либо сценах рассказа, о том, что дальше произойдет, или о
том, что в клиниках называется последующим диспансерным
наблюдением.
Тем не менее в терапевтическом жанре не существовало никакой
истории, пока «я» не вошел в нее. Поэтому в тот момент, когда
человек переступает порог терапевтического кабинета, начинается
совершенно новая история, или, скорее, прежняя история
приобретает совершенно новое направление, поскольку
первоначальная история пересматривается в рамках
терапевтического жанра. Здесь начинается трудность, которую