Читать «Исцеляющий вымысел» онлайн - страница 12

Джеймс Хиллман

описание некоего персонажа (Шац и Гоффман могли бы сказать

«диффамация») на языке клинициста, предназначенное для

прочтения другими клиницистами. (Разумеется, диагноз не предна

значен для прочтения пациентом.) В психологическом диагнозе не

говорится, чем обладает пациент и кем он работает. Диагноз дает

клиническое представление о пациенте (его Zustandsbild). В

диагнозе рассказывается о том, как самость представляется

писателю-клиницисту.

Писатель-клиницист описывает материал в виде диагноза, «рассказа

об аномалиях». Слово «аномалия» я понимаю двояко: во-первых,

«аномальный рассказ» пишут с учетом болезненных, странных, отклоняющихся от нормы моментов. В этом отношении аномальный

рассказ напоминает готический роман или рассказ По, написанные в

духе натурализма Золя. Но в отличие от готического романа и

рассказов По и Золя, а в этом и состоит второе значение слова

«аномальный», аномальный рассказ воспринимается буквально, считается фактической историей и, таким образом, отходит от норм

рассказа. Историзм диагнозов характеризуется абсолютным

буквализмом, и поэтому их необходимо излагать так, чтобы вписать

персонаж, которому они посвящены, в стиль вымысла, который

писатель вправе создать. Диагнозы — это в высшей степени

творческие литературные акты. Сила воздействия этих буквали-

стичных рассказов огромна (как и сила воздействия всех буквали-

стических произведений, в которых процесс воображения

маскируется под видом правдивого отображения «реальных

событий»). Тем .не менее буквализм служит основным орудием

клинического ума.

Силу воздействия диагностических рассказов невозможно

переоценить. Как только пациент вписывается в определенную

клиническую фантазию с ее ожиданиями, символами, характерными

особенностями и богатой терминологией, обеспечивающей свое

распознание, пациент приступает к обобщению своей жизни в

форме диагностического рассказа. Прошлое пациента

пересказывается и благодаря аномальному рассказу получает новую

внутреннюю последовательность и даже неизбежность.

Несомненно, диагноз — это гнозис, то есть форма самопознания, которая создает космос в своем образе.

В каждом случае, как уже отмечалось, рассказ вводит нас в область

терапии. А это означает еще и то, что я, писатель-терапевт, теперь

вошел в рассказ и фактически стал ключевой фигурой в рассказе, чье начало, развитие, сюжет и стиль не имели ко мне никакого

отношения вплоть до этой встречи. Я не знал и, вероятно, никогда

не узнаю о том, принимают ли и другие действующие лица участие в

каких-либо сценах рассказа, о том, что дальше произойдет, или о

том, что в клиниках называется последующим диспансерным

наблюдением.

Тем не менее в терапевтическом жанре не существовало никакой

истории, пока «я» не вошел в нее. Поэтому в тот момент, когда

человек переступает порог терапевтического кабинета, начинается

совершенно новая история, или, скорее, прежняя история

приобретает совершенно новое направление, поскольку

первоначальная история пересматривается в рамках

терапевтического жанра. Здесь начинается трудность, которую