Читать «Из еврейских поэтов» онлайн - страница 4

Владислав Фелицианович Ходасевич

Занят своей он работой, работа же его - по малярной

Части. А в зимнее время он дома сидит, голодая...

Кто же были двое других, сидевших с Мойшей у стенки?

Васька-шатун, конокрад, и Иохим - волостного правленья,

То бишь тюрьмы, охранитель и страж. (В просторечье кутузкой

Эту тюрьму мужики называют.) А должность такую

Занял Иохим потому, что был хром. А хромым он вернулся

После кампании крымской... Зачем же судьба их столкнула

Здесь, у стены? А затем, что давно старики замечали:

Ставни в кутузке совсем прогнили от долгой работы.

Ну, заявили на сходе, что надо бы дело обдумать:

Может, давно пора еврея позвать да покрасить?

Спорили долго; но сходу выставил Жареный водки -

И порешили все дело, с Мойшей подряд заключивши.

Вот и стоял он теперь и ставень за ставнем, потея,

Красил, пестрил, расцвечал. Мазнет, попыхтит - да и дальше.

Мойше был мастер известный: уж если за что он возьмется,

Плохо не сделает, нет, и в грязь лицом не ударит.

Ловко покрасил он ставни: медянкойй разделал, медянкой!

Доски с обеих сторон покрасил, внутри и снаружи.

В центре же каждой доски он сделал по красному кругу:

Сурику, сурику брал! Себе убыток, ей-Богу!

И расходились от центра лучи, расширяясь снаружи:

Желтый, и синий, и желтый, и синий опять - и так дальше.

В круге ж чудесный цветок малевал он; уж право - такого

Просто нигде не сыскать: три чашечки тут распускались

Из белоснежного стебля, а в чашечке - вроде решетки -

Клеточки красные шли вперемежку с желтыми. Чудо!

Право, бессильны уста, чтоб выразить все восхищенье!

Видели их мужики - и стояли, и диву давались,

И головами качали: "Ну - Жареный! Ну - и работа!"

Но не закончил еще маляр многотрудной работы.

Гои же рядом сидели, для крыс капкан мастерили.

(Крысы под самой кутузкой огромным жили селеньем,

Днем выбегали наружу и под ноги людям кидались,

Всех повергая в смущенье, а женщин так даже и в ужас.)

Васька с Иохимом сидел, в работе ему помогая:

В этакий зной не до правил, так вышел и он из кутузки,

Чтобы в приятной прохладе беседою сердце потешить.

Вот и рассказывал он про то, как грех приключился,

Как он в кутузку попал за веревку, найденную в поле.

(Пусть уж простил меня Васька: забыл он, что к этой веревке

Конь был привязан тогда, и конь чужой, а не Васькин.)

"Так-то вот, все за веревку", печалился Васька. И был он

Пойман, и к долгой отсидке начальство его присудило.

Заняты делом своим, собеседники мирно сидели.

Клетку из прутьев железных Иохим устроил, внутри же

Прочный приделал крючок для того, чтобы вешать приманку.

Вдруг услыхали они на улице легкую поступь.

Тамуза солнце, пылая, стояло средь неба.

Рынок давно опустел, и улицы были безлюдны.

Кто бы, казалось, тут мог проходить в неурочное время?

Головы все повернули, идущего видеть желая.

Васька, замолкнувши разом, прищурил пронырливый глаз свой,

Мойше-Арон непоспешно в ведерко кисть опускает,

Медленно сторож Иохим капканчик поставил на землю,

Бороду важно разгладил, откашлялся - и вытирает

Черную, потную шею... И все удивились немало,

Старого Симху завидев. Согбенный, с обвязанной шеей,

Спрятавши обе руки в рукава атласной капоты,