Поставили в строй. Ведет нас конвой куда-то из этих сторон;Покою мне нет – вблизи меня швед все бредит про свой миллион.Но, ведает Бог, соврать я не мог; клянусь, что от пули моейОн сгинул – Сэм Нут, заславший в приют ко мне электрических змей!
Перевод С. Шоргина
Баллада о безбожнике Билле
Порешили на том, что Билл Маккай будет мной погребен,Где бы, когда и с какой беды ни откинул копыта он.Отдаст он концы при полной луне или погожим деньком;На танцульках, в хижине иль в погребке; в сапогах он иль босиком;В бархатной тундре, на голой скале, на быстрине, в ледниках,Во мраке каньона, в топи болот, под лавиной, в хищных клыках;От счастья, пули, бубонной чумы; тверезым, навеселе, —Я на Библии клялся: где бы он ни скончался – найду и предам земле.Лежать абы как не желал Маккай, не так-то Безбожник прост:Газон, цветник ему подавай и высшего сорта погост.Где он помрет, от чего помрет – большая ли в том беда!..Но эпитафия над головой – без этого нам никуда…На том и сошлись; за услугу он хорошей деньгой заплатил(Которую, впрочем, я тем же днем в злачных местах просадил).И вывел я на сосновой доске: «Здесь покоится Билл Маккай»,Повесил на стену в хибарке своей – ну, а дальше жди-поджидай.Как-то некая скво ни с того ни с сего завела со мной разговор:Мол, чьи-то пожитки лежат давно за кряжем Бараньих гор,А в хижине у перевала чужак от мороза насмерть застылИ валяется там один как перст. Я смекнул: не иначе – Билл.Тут и вспомнил я про наш уговор, и с полки достал, скорбя,Черный с дощечкой серебряной гроб, что выбрал Билл для себя.Я набил его выпивкой да жратвой, в санях разместил кое-какИ пустился в путь на исходе дня, погоняя своих собак.Представь: мороз в Юконской глуши – под семьдесят ниже нуля;Змеятся коряги под коркой снегов, спины свои кругля;Сосны в лесной тишине хрустят, словно кто-то открыл пальбу;И, намерзая на капюшон, сосульки липнут ко лбу;Причудливо светятся небеса, прорежены серым дымком;Если вдруг металл до кожи достал – обжигает кипящим плевком;Стынет в стеклянном шарике ртуть; и мороз, убийце подстать,Идет по пятам, – вот в такой денек поплелся я Билла искать.Гробовой тишиной, как стеной сплошной, окруженный со всех сторон,Слеп и угрюм, я брел наобум сквозь пустынный жестокий Юкон.Я дурел, я зверел в полярной глуши, – западни, что таит она,И житье в снегах на свой риск и страх лишь сардо вкусил сполна.На Север по компасу… Зыбким сном река, равнина и пикНеслись чередой, но стоило мне задремать – исчезали вмиг.Река, равнина, могучий пик, словно пламенем озарен, —Поневоле решишь, что воочью зришь пред собою Господень трон.На Север, по проклятой Богом земле, что как черт страшна для хапуг…Чертыханье мое да собачье вытье – и больше ни звука вокруг.Вот и хибарка на склоне холма. Дверь толкнул я что было силИ ступил во мглу: на голом полу лежал, распластавшись, Билл.Плотным саваном белый лед закопченные стены облек,Печку, кровать и всё вокруг искрящийся лед обволок.Сверкающий лед на груди мертвеца, кристаллики льда в волосах,Лед на пальцах и в сердце лед, лед в остеклелых глазах, —Ледяным бревном на полу ледяном валялся, конечности – врозь.Я глазел на труп и на крохотный гроб, что переть мне туда пришлось,И промолвил: «Билл пошутить любил, но – черт бы его загреб! —Надо бы помнить о ближних своих, когда выбираешь гроб!»Доводилось в полярной хибарке стоять, где вечный царит покой,С крохотным гробиком шесть на три и насмерть заевшей тоской?Доводилось у мерзлого трупа сидеть, что как будто оскалил пастьИ нахально ржет: «Сто потов сойдет – не сумеешь во гроб покрасть!»Я не из тех, кто сдается легко, – но как я подавлен был,Покуда сидел, растерявшись вконец, и глазел на труп, как дебил.Но всё ж разогнал пинками собак, нюхавших все кругом,Затеплил трескучее пламя в печи и возиться стал с трупаком.Я тринадцать дней топил и топил, да только впустую, видать:Всё одно не смог ни рук, ни ног согнуть ему хоть на пядь.Наконец я сказал: «Даже если мне штабелями дрова палить —Этот черт упрямый не ляжет прямо, и нужно его… пилить».И тогда я беднягу четвертовал, а засим уложил, скорбя,В черный с дощечкой серебряной гроб, что выбрал Билл для себя.В горле комок, – я насилу смог удержаться, чтоб не всплакнуть;Гроб забил, на сани взвалил и поплелся в обратный путьВ глубокой и узкой могилке он, согласно контракта, лежитИ ждет, покуда на Страшном суде победит златокопов синклит.А я иногда удивляюсь, пыхтя трубкой при свете дня:Неужто на ужас, содеянный мной, взаправду хватило меня?И только лишь проповедник начнет о Законе Божьем скулить —Я о Билле думаю и о том… как трудно было пилить.
