Читать «Завещание Шекспира» онлайн - страница 311
Кристофер Раш
Цель драмы именно в бегстве от действительности – в ощущении свободы от того, что тебя выпускают в мир, где все по-другому. Ты быстро привыкаешь к миру персонажей из воображаемой жизни, и тебе до смерти хочется, чтобы они тоже испытали такое же освобождение. Когда оно наступает – это двойное удовольствие. Иногда с определенной целью, когда сэр Тоби Белч прячется за самшитовым деревом или во вставной пьесе в «Гамлете», иногда для атмосферы – как упоминание вороны, направляющейся в грачовник, или ради иронии, как тот стриж, гнездящийся в замке Макбета и, как кажется Банко, освящающий безопасное убежище.
Иногда это свобода ради самой свободы, как, например, когда Эдгар в «Короле Лире» приводит отца на обрыв утеса. Для чего? Просто так. Ради внезапного прилива легкости и радости. Вы вырываетесь из драмы. Пьеса улетучилась. Вместо нее – свежий воздух, рыбаки, морские птицы, собиратели морского укропа, моряки и приглушенный плеск волн прибоя о гальку, доносящийся с берега внизу. Круча так высока, что моря не видно, но вы его слышите в своем воображении…
И смотрите на сцену с неподдельной радостью, потому что автор дал вам свободу и показал вам, что, невзирая на трагедию, которая его окружает, повседневный мир занимается своими делами, совсем как пахарь на картине Брейгеля, терпеливо идущий за плугом, или рыбаки, разворачивающие лодку. Пока Икар падает с неба, люди вспахивают борозду за бороздой, прочерчивая путь, противоположный разрушению, и, несмотря на его трагедию, пахарь и лодка возвращаются домой.
Развивая мысль дальше, единственная правда, соединяющая жизнь с искусством, – это то, что жизнь – это бегство от себя, и что даже когда мы спасаемся бегством в искусство, именно оно описывает этот побег, постоянное спасение от того, что есть. Но это не уход
То же самое вы испытываете, когда вы слышите, как в сумерках Макбет говорит о грачовнике, пенистых волнах, всех океанах мира. Или когда в неожиданной тишине наемный убийца видит запоздалого путника, заплутавшего в темноте. Тот понукает своего коня, чтобы побыстрее добраться до постоялого двора. Вы не слышите, что для путника тот двор – укрытие от ужаса, но можете вообразить себе, как скамьи в нем отражают пламя факелов, поблескивающую оловянную и разномастную глиняную посуду, посыпанный песком пол, на котором среди тяжелых башмаков усталых землепашцев отдыхают овчарки. Также неподвижны и их губы. На изборожденных морщинами лицах усы белы от пены пива, утолившего их жажду. Адвокат или врач, чьи заботы не требует большой затраты физических сил, увлечены оживленной беседой. Пара юнцов пялится на девчонку за стойкой, перемигиваясь и слегка подталкивая друг друга локтями. Вы знаете, что не один, так другой сегодня вечером завоюет ее благосклонность. И можно бесконечно продолжать населять умы посетителей таверны воспоминаниями, надеждами, намерениями, всевозможными умыслами и желаниями, и все это в словосочетании «постоялый двор», куда с заметным облегчением торопит своего коня наездник запоздалый, а вокруг него убийственная темнота, и много пищи для размышлений внимательному зрителю. Но дело в том, что на самом деле никаких скамей, землепашцев, собак и очага не существует, как и самого постоялого двора. Все это выдумка придуманного персонажа, вымысел, чтобы в напряженный момент драмы освободить вас от жизни и от искусства и удержать вас там на время в легком недоумении, очарованным людьми, которые ступают на сцену безо всякого видимого усилия, кроме внутренней энергии, которая подталкивает их вперед и заставляет их действовать определенным образом, но сами они не знают, что именно ими движет. И если даже