Читать «Завещание Шекспира» онлайн - страница 274

– Как ты помнишь все эти даты!

Был бы ум, Фрэнсис, а помнить даты не так уж важно. К тому времени Мэри Арден уже стала лесом, чье имя она носила. Она вернулась к природе.

Она, родившая нас восьмерых и потерявшая первых трех, теперь лежала перед нами без кольца на пальце – игрушка ветров во времени. Она кормила нас, одевала, подтирала нам носы, перевязывала ссадины на коленях и осушала наши слезы. А теперь она больше не могла их высушить. От ее любви и энергии остались лишь серые крахмальные губы, очертания, которые больше не были ею, принадлежали земле, и земля ждала, чтобы взять свое. Я бессмысленно посмотрел на ее сложенные на груди руки, чьи объятия на протяжении полувека материнства защищали всех нас, насколько хватало ее сил. Неотвратимо и бесповоротно мгновенье, когда ты смотришь в мертвое лицо того, кто дал тебе жизнь, зная, что тугой житейский узел перерезан и его ничто уже не свяжет заново.

Но вокруг неподвижно застывшей матери в лучшей кровати Нью-Плейса в тот сентябрьский день стояло не пятеро, а только четверо ее детей. Один ушел в Лондон вслед за мной, чтобы стать актером. Потеря двадцатисемилетнего Эдмунда, младшего и самого любимого ею сына, стала началом медленного, невидимого перерезания узла. На протяжении девяти таинственных месяцев, которые были как бы противоположностью беременности, вызревал рак в ее матке, и потом она разрешилась от бремени жизни – смертью.

Эдмунд умер суровой зимой 1607 года, в жесточайшие морозы, подобных которым я не помню. Они без жалости сокрушили мое сердце. Темза снова облачилась в твердое одеяние с громадными льдинами у пирсов моста. Река превратилась в белую мраморную дорогу, которую хозяйки переходили с одного на другой берег так же безопасно, как свою кухню. На гигантском стеклянном тракте, который когда-то был лондонским водным путем, горели костры. Уличные торговцы предлагали прохожим согреть замерзшие за время пути руки у лотков с горящими угольями. Даже архиепископ Лондонский пользовался этим маршрутом из Ламбета до Вестминстера. Христос мог пройти по воде в любое время, архиепископ доверял только застывшей воде.

На замерзшей реке царил дух карнавала. Там играли в шары и футбол, стреляли из лука, катались на коньках, боролись; ларечники торговали фруктами, пирогами и жареными каштанами. Цирюльники устанавливали стулья на льду, вывешивали вывески и стригли волосы и рвали зубы любому, кто желал подправить прическу или избавиться от зубной боли к новому году. Лед вокруг их стульев был забрызган кровью, а за их спинами полыхал большой костер – для согрева клиентов. Тьма народу останавливалась постричься, пропустить стаканчик у подогревавших вино и херес мальчишек, которые предлагали их замерзшим прохожим. Существовала даже передвижная таверна на колесах. Это был истинный праздник.

В проигрыше оставались только лодочники, рыба и беднота. Перевозчики свернули свои просмоленные паруса. Жители же реки с жабрами и плавниками, непривычные к жизни под такой толстенной крышей, замерли в замерзшем потоке. А беднота мерзла потому, что, когда спрос начал значительно опережать предложение, торговцы дровами и свечами взвинтили цены, хотя баржи не прекращали доставку топлива. Бурлаки медленно тянули их по льду с помощью лебедок и веревок. Но бедняки всегда в проигрыше: на бедный люд всегда легче всего помочиться – так говорила моя мать. Сильная декабрьская стужа обогатила богачей, и алчность никогда не была менее милосердна.