Читать «Ещё поживём» онлайн - страница 72

Внутренний человек и внутренняя свобода

Деформация образа (по книге Островитянина «Горсть камней»)

Казёнщина угашает дух и умаляет чудесные достоинства души. Вероятно, служба в колонии, тюрьме (первое, что приходит на ум) — совершенно неподходящее место для человека, занятого поисками Бога и Красоты, призванных спасти наш убогий, в глазах поэта, мир, обесчещенный и превращённый в свалку мусора… Но, стихи пишутся, стоическая гордость пробуждает жизнь и мужество, необходимое поэту для осмысления этой самой жизни, давно уже ставшей судьбой, причинившей мечтателю столько пустых страданий. Отсюда и отчаяние, и скепсис, переходящий в трансцендентный нигилизм (Есть Бог? — Нет Бога…). Отсюда и грустная нежность, та робкая улыбка, по которой, как говорил Сергей Довлатов, интеллигента можно узнать и в тайге. Но души не уничтожаются, так как, по Мишелю Монтеню: «…судьба не приносит нам ни зла, ни добра. Она поставляет лишь сырую материю того и другого и семя, способное оплодотворить эту материю. Наша душа, ещё более могущественная в этом отношении, чем судьба, использует и применяет их по своему усмотрению, являясь, таким образом, единственной причиной и распорядительницей своего счастливого или бедственного состояния».

С этой истиной трудно смириться, разглядывая белый свет из-за решёток. Человек слаб, он устаёт. Дух как бы отлетает от него, духовный панцирь истончается, и вот тогда бытие начинает определять сознание. А поэту, как во времена А. Блока, требуется воздух, а не «угарная осень». Удушье обезличивает стихи Островитянина. Он мечется, но катарсиса не происходит, неоткуда ему взяться. И тут на помощь опять приходит Монтень: «Только наша христианская вера, а не стоическая добродетель может домогаться этого божественного и чудесного превращения (т.е., возвышения и величия), только она сможет поднять нас над человеческой слабостью.

Ну, что ж, воздуха мало, как в субмарине, зато полно музыки, заунывной и кандальной, и рефлексия отступает на второй план, из глухих стонов и томлений души возникает классическая «фетовско-случевская» тональность, рождает оригинальность и звуко-смысл. Конечно, рядом, точнее, в волнах чистого воздуха поэзии Фета стихи Островитянина, утратившие надежду полёта, тонут, но общее, всё же, проследить удаётся: это и ярко выраженная музыкальность, и тоска по совершенству, неудержимо переходящая в боль по красоте, это и моление о чуде преображения и любви…