Читать «Ещё поживём» онлайн - страница 32

А, в общем, насилие (ночной кошмар гуманистов) завораживает. Вспоминается такой случаи: как-то мой напарник — потянуло вот на откровенность — взял да и рассказал, весело так: «Зэк у нас с ума сошёл (а дело было на знаменитом „Пятаке“). Залез в туалет, на улице был сортир, испоганился весь… Мы — что делать? — взяли шланг, окатили его с ног до головы (а мороз стоял градусов тридцать), и только после этого в санчасть… Через сутки умер… А смеху было… Как Карбышева!».

Зловонная отрыжка милицейского прошлого… «Груба жизнь». Он умер — был, был уже мёртв — вместе с тем несчастным. И тёмная аура смертного греха поглотила его целиком, со всеми потрохами, заставив поверить в истинность собственного бреда. О праве самостоятельно карать или миловать, например… О реальности мира, уповающего только на силу… Где насилие — повивальная бабка гармонии, точнее, той искусственной целостности, которая и держится-то на принуждении, на властном окрике…

Власть, власть, таинственный демон, неизменно, вопреки всему, желанный, осознанно необходимый, даже праведникам, как воздух, спёртый воздух казарм и тюрем… Орфей опускается в бездну и видит там Жана Жене, мирно пишущего свой «Дневник вора». В благостной тишине… Приходит в себя и начинает тихонько напевать, забыв про Эвридику…

Насилие… Его дьявольское обаяние… Моя прабабушка, ещё до великой войны, не смогла выйти из зала Третьяковки — одна осталась перед закрытием, а повернуть ручку двери вниз соображения не хватило (Алтай, староверы, глухое село), и сидела, постеснявшись позвать на помощь, напротив картины «Иван Грозный убивает своего сына». Трепетала, молилась… Хорошо, что пришла уборщица и вызволила её. Но Иван Грозный запомнился надолго, как живой, и история сохранилась, попав в семейную коллекцию анекдотов… Действительно, смешно. А мне — нет…

…Деянира безумно любила своего Геракла и погубила его, слепо поверив в очевидную ложь. Так и возникло оружие, его идея. Из крови и спермы кентавра Инесса. Отравленный хитон, Голгофа и костёр… Судьба, одним словом… И пистолет — это судьба, от которой нет защиты, и поэтому много бы чего можно ещё, да больше не хочется… Я помню про нарезы в твоем стволе — четыре, а «до смерти четыре шага»! Мой чёрный собрат по кругам ада… И я помню об этом. И ты всегда рядом, ты всегда рядом. Ручка, тетрадь и мой черный пистолет…