Читать «Дюма. Том 73. Путевые впечатления. В России. (Часть первая)» онлайн - страница 42

Однако в 1814 году ценность предметов старины еще не была известна; раз десять несчастная женщина, небогатая и к тому же имевшая серьезный порок — она любила выпить, пыталась продать королевский подарок весь целиком, но в ту пору в моде были этруски, а не китайский фарфор.

Она не могла выручить за него даже те деньги, какие сегодня дают за сервиз из крейского фаянса.

И потому, когда у нее возникала мучительная потребность выпить, она брала один из предметов сервиза, супницу или блюдо, и шла по соседям, от двери к двери, пытаясь его продать.

Когда ей случалось выручить сорок су за вещь, стоившую двести франков, она, радостная, вбегала к лавочнику, выпивала глоток за глотком два, четыре, шесть стаканчиков водки и возвращалась домой смертельно пьяная.

Так весь сервиз и разошелся по частям.

Мы прожили в доме у нее всего несколько дней; моя бедная мать, не пившая ничего, кроме воды, и передавшая мне по наследству свою любовь исключительно к этому напитку, не желала наблюдать сама, а в особенности не желала, чтобы его наблюдал я, это постыдное зрелище пьянства.

Она нашла другое место для нашего проживания, договорившись со вдовой врача, два сына которой, вслед за отцом, тоже стали врачами: один — военным, другой — гражданским.

Старший сын, тот, что был гражданским врачом, оставался с матерью. Ну а младший, военный хирург, в это самое время доставил семье сильнейшую тревогу: последние известия от него пришли накануне битвы при Бри-енне, а после битвы о нем ничего не было слышно. Погиб ли он? Ранен? Попал ли в плен?

Кроме того, в семье было еще две сестры: Амелия и Адель.

Фамилия этой славной семьи была Мийе.

Достойная вдова уступила нам небольшую комнату и две кровати.

Из этой комнаты на втором этаже, хотя и выходившей во двор, открывался вид на улицу; улица же эта была не чем иным, как проезжей дорогой из Крепи в Виллер-Коттре.

Что же касается питания, то за столом мы собирались все вместе, но каждый оплачивал свою долю в общих расходах.

В первый же день, в час ночи, послышался сильный стук в дверь; охваченные тревогой, все тут же оказались на ногах, поскольку каждую минуту ожидалось появление вражеских солдат.

Дверь отважился открыть г-н Мийе-старший: он был единственным в доме мужчиной (мне в ту пору исполнилось одиннадцать лет).

Все со страхом ожидали появления ночного посетителя, стучавшего не переставая.

Но внезапно послышались радостные крики, и Мийе стал звать мать и сестер.

Тотчас же в гостиную ворвался красивый молодой человек лет двадцати пяти — двадцати восьми и, сбросив плащ, предстал перед нами в мундире военного хирурга.

Счастливые возгласы сорвались со всех уст. Это был младший сын, от которого не приходило никаких известий вот уже два месяца.

Мать, сестры, братья бросились обнимать друг друга, одновременно плача, смеясь и говоря.

Моя мать отозвала меня в сторону и, ни слова не говоря, вышла вместе со мной из комнаты: мы были посторонними, а в таких обстоятельствах любой чужой человек становится помехой общей радости.