Читать «Дюма. Том 73. Путевые впечатления. В России. (Часть первая)» онлайн - страница 39

Само собой разумеется, нами были выкуплены все места в вагоне, в котором мы путешествуем, равно как и в тех вагонах, какие находятся непосредственно перед нашим и после нашего.

Муане, который меня сопровождает, — художник Муане, чьи очаровательные декорации вы столько раз видели в Опера-Комик, — едет в переднем вагоне вместе с доктором, профессором, ясновидцем и маэстро.

Мадемуазель Элен, Саша, мадемуазель Аннетта, Аннушка и Луиза путешествуют в заднем вагоне.

Шарик, Синьорина и Черепаха находятся там же.

Максима выслали вперед, чтобы он позаботился о достойном завтраке для нас в Кёльне.

Семен и оба писца обретаются в каком-то неизвестном мне месте.

Жара стоит удушающая.

Но Дандре, человек невероятной предусмотрительности, приготовил три корзины: одну с шампанским и ледяной водой, другую с жареными курами, яйцами вкрутую, сосисками и бордо и, наконец, третью со всевозможными фруктами, виноградом, персиками, абрикосами и миндалем.

В Понтуазе мы поужинали, в Крее выпили содовой, а в Компьене уже все дружно спали.

Я был разбужен бельгийским таможенником и его словами, которые он произнес по-французски со знакомым всем выговором:

— Всем пассажирам выйти для прохождения таможни, в вагонах ничего не оставлять, все подлежит досмотру, ясно?

Подтверждением этого призыва служил большой плакат, висевший внутри здания таможни и содержавший следующие слова:

«Все вещи подлежат досмотру без всякого исключения, кроме вещей личного пользования, носимых пассажирами».

Мое имя, красовавшееся на моем чемодане и саквояже, произвело обычное действие: таможенники ограничились вопросом, нет ли у меня при себе чего-либо такого, о чем нужно заявить, и, получив отрицательный ответ, один из них начертал на моих багажных местах знак не менее таинственный, чем иероглифы, расшифрованные г-ном де Шампольоном, и имевший следующий смысл: «Пропустить этого господина не только с носимыми им вещами, но и с теми, которые он несет».

Чтобы выразить все это, было достаточно одного знака, и потому я подозреваю, что язык таможни — это тот самый замечательный турецкий, о котором говорит Мольер и на котором можно высказать так много всего в столь немногих словах.

Час спустя мы снова расположились в вагоне и покатили в направлении Ахена.

Все шло неплохо до Вервье, то есть до прусской границы.

Там начались наши мучения, а точнее говоря, мучения Дандре.

У дверей вагона появился некто, потребовавший билеты.

Дандре предъявил четыре билета.

— С вами собаки? — осведомился прусский служащий.

— Вот их билеты, — ответил Дандре.

Служащий заглянул в вагон, но собак не увидел и, предположив, что они в собачьем ящике, удалился.

Раздался свисток, и мы тронулись в путь.

На вокзале в Ахене появился другой служащий.

— Ваши билеты? — спросил он.

Билеты были ему предъявлены.

— Отлично. С вами собаки?

— Вот их билеты, — ответил Дандре.

Служащий, проверив билеты, несомненно удалился бы, подобно своему коллеге, но тут Душка, поняв, по-видимому, что речь идет о ней, высунула нос из шалей и кружев, в которых она была скрыта, и залаяла пруссаку прямо в лицо.