Читать «Диакон и смерть» онлайн - страница 17

Сергей Иванович Гусев-Оренбургский

Батюшка насторожился: он любил слушать дьяконовы случаи.

- Какой? Какой случай?

Дьякон на минуту привстал в телеге. Установив торжественный карьер, он уселся и, слегка взлетывая от поворотов кривого колеса, заговорил: .

- В старые это годы было, в те поры я еще подмастерьем был, науку проходил. И был я из себя парень великолепный... красавец собой!

Батюшка покосился на дьякона с сомнением, но тот этого даже не заметил.

- Дьяконица же моя в то время в гризетах состояла.

- В чем?!

- В шляпной мастерской... мастерица важная была. У нас их всех гризетами звали. И был я от нее, от гризеты-то моей, ума лишившись. Бывало, как пошлют куда с заказом, всё я у ихней мастерской промежду окон норовлю, а сам на нее всё зеть да зеть... она же нуль внимания, будто меня и на свете нет, да и не было, да и не будет никогда. Что ж ты, думаю, гризета моя... чем я для тебя плох, или чем бы я тебя взять мог... потому - хоть помирай без нее! Не ем, не сплю, сохну. Сторожу, бывало, вечером, - выйдет она: идет степенно, росту великого, лицом белая, глазок строгий, да и глазком-то никуды в сторону не смотрит, прямо перед собой. Забегу это я справа, слева, словеса какие- ни будь осмелюсь сказать... нет меня, да и всё! В тоску я впал, стал в церковь захаживать, к Богу обращаться. Встану, бывало, перед Владычицей на колени да и говорю ей: стой... сто-о-ой!!

В этот момент голова батюшки описала полукруг, и в телеге остались только его ноги. Дьякон же, вытянув руки, полетел в неведомое пространство. Он первый и опомнился, бросился к обломкам колеса... колесо рассыпалось на кучу обломков и с ним ничего нельзя было сделать. А батюшка стоял весь в пыли и повторял:

- Вот так путешествие!

Дьякон не слушал его и придумывал, что бы такое сделать, чтобы путешествовать далее без колеса? Наконец, надумался, пошел в кустарник, отыскал там довольно толстый дубок, кое-как срезал его и крепко на крепко привязал веревками под телегу, так что свободный конец вытянулся далеко по дороге, поддерживая телегу там, где не доставало заднего колеса.

- Что это вы, о. дьякон, делаете?

- Да вот колесо устроил... во славу Божию! Садитесь, - до первой деревни хватит.

Они сели и поехали, со смехом и шутками, а дубок, вместо колеса, шуршал позади их. Батюшка смеялся, что они едут на палочке верхом. Но хорошо уж было и то, что кобыла бежала своим торжественным карьером, как только дьякон вставал в телеге. А позади них от дубка поднимались тучи пыли. Насмеявшись вволю, батюшка сказал:

- Ну, рассказывайте, о. дьякон, что же дальше было?

- Дальше-то?

Дьякон поднялся в телеге и, установив карьер, уселся и начал:

- Вот стою я так-то на коленях и молюсь: научи, Господи, что мне делать с гризетою моею, чтобы сердце ее повернулось ко мне... потому не могу я без нее:

потравлюсь, либо зарежусь! Вот как подошло под самое сердце... ни встать, ни сесть, что называется. Раз так- то, под воскресенье, лежу в слезах перед иконою, в бесчувствии молитвенном, и слышу: как бы зовет меня кто-то... тихим таким гласом. Поднял я голову, вижу: и церковь опустела, один Я в темноте, только в алтаре огонек мелькает, сторож там убирается. Думаю, - не он же это, откуда ему меня знать? Думаю так-то, и слышу опять: