Читать «Диакон и смерть» онлайн - страница 18
Сергей Иванович Гусев-Оренбургский
- Ма-а...ка-ар!..
Тихий глас, как во сне. И зовет будто с правой стороны. Пошел я туда; вижу, дверь боковая открыта; вышел на крыльцо... никого! Только калитка передо мною в ограде распахнута, а за калиткой улица, и ведет улица к реке. И уж так - как бы ночь в природе, никого на улице; смутно так и тихо, и река вдали светлеет. И потянуло меня на реку. Иду, смотрю на нее, и думы никакой не стало, легко, светло на душе... и вот маячит будто передо мной там, на берегу, что-то белесое. Маячит да маячит, а я смотрю, да иду всё
прямо, и чем далее иду, чего-то мне всё радостнее. Да всмотрелся это.... вижу, женщина сидит, в белом платье, и в косынке, и уронила как-то голову в руки, плачет. Сердцем я узнал: она! Да к ней. Да подсел. А она и не шевелится, точно знает, не чужой подсел. И вздрагивает вся от слез. А мне ее до слез жалко; сижу думаю: душу бы я за тебя отдал! А молчу... слов нету. Да осмелился, по плечу ее нежно так погладил.
- Не плачьте, - говорю.
А и сам плачу. Подняла она голову, но даже и не взглянула на меня, говорит так глухо:
- Зачем вы меня всё преследуете?
- Не преследую, - говорю, - а это меня к вам Господь послал, из церкви меня сейчас позвал сюда, к берегу. А я, говорю, гризета, даже и не знал, что вы тут.. Она вот первый раз и взглянула на меня, и глаза, вижу, такие большие, темные, страшные.
- Я, говорит, сюда топиться пришла... уходите от меня.
Схватил я ее за руку крепко.
- Нет, - говорю, - меня к тебе Бог прислал, - будь моей женой!
- Нет, - говорит.
И руку вырвала.
- А коли, - говорю, - топиться хочешь... давай вместе, гризета!
И опять она взглянула на меня. И говорит тихо, будто удивленно:
- Утопишься со мной?
- Утоплюсь, - говорю. - И не только с тобой, - сам утоплюсь... а ты живи!
Да пошел это к самой кручи.
- Без тебя мне не жить... говори слово!
Да смотрю на нее, а она вся светится: не лицо, а лик. Не смеется, серьезная, а точно всей душой улыбается мне.
- Не надо, - говорит.
И руку мне протягивает.
- Вот, - говорит, - бери! Может, я и полюблю тебя.
Да и пошли мы с ней рука об руку к священнику, а потом... и жизнь прожили... во славу Божию!
- Ас чего же она плакала и топиться-то хотела? - спросил батюшка, когда дьякон смолк.
- Да любила она крепко одного человека, а тот ее словами улещал, да как увидел, что девица разумная и крепкая, вильнул хвостом да и след замел.
И дьякон смолк надолго.
В ночном мраке показались огоньки. Кобыла, зачуяв близкий ночлег, пошла карьером без понуждения.
Скоро приехали в деревушку, где у дьякона был знакомый крестьянин. Крестьянин встретил их очень приветливо, и долго дивовался на дьяконово колесо, потом уговорил их взять его тарантас, на котором они рано по утру и намеревались выехать в Завалишино, а пока, по приглашению крестьянина, отправились в избу кушать чай.
Крестьянин был человек высокого роста, с очень странно устроенным лицом: маленький лоб, маленькие глаза, маленький нос, а дальше начиналась длинная, широкая, пушистая борода густого черного цвета, совершенно скрывавшая рот, так что говорил он глухо, откуда-то из-под волос, - походило, что голос звучал из другой комнаты, а сам крестьянин к нему только прислушивался. Усадив гостей в горнице, он немедленно распалил самовар, бабу заставил стряпать верещагу, - особого рода яичницу, которая верещит на сковороде, - а потом встал перед гостями в задумчивой позе и принялся внимательно смотреть на них.