Читать «Десять новелл и одна беглянка» онлайн - страница 12

Бабы ее чувствовали, что ли? Ш* ведь не просто нравился — у девиц соски твердели (рассказывали, девицы мне сами рассказывали), когда он появлялся: спокойный, ладный, в джинсовом «ментике» внакидку, сановитый чувак с полотен Ван Дейка, — и они сразу же готовы были ради него совершать всякие глупости, и сразу же совершали, и ни одна (насколько я знаю) впоследствии об этом нимало не жалела. Некоторые вообще на второй день приходили к нему с вещами: уже не могли без него жить. Ш* пускал, он всех пускал. И его мама тоже пускала, она всех пускала. Эта старая, добрая немка весьма благородных кровей, вероятно, считала, что общение с девушками полезно для здоровья ее мальчика. Уж она-то знала, что полезно, а что нет, ибо всю свою жизнь служила в аптеке. Она и лечила его сама, когда общение заканчивалось неприятными последствиями, она всех лечила. И меня однажды лечила. И его папа ничего не говорил. Этот старый, добрый поляк, в жилах которого текла, возможно, кровь королей, всем улыбался. Поднимал от книжки свои ласковые глаза, улыбался, а затем снова продолжал читать книжку на польском, французском, немецком, чешском или другом каком-нибудь языке.

Ш* тоже знал английский, но плохо. Умен был? Пожалуй, умен, по мнению некоторых, в основном дам. Описывать не стану — возьмите хоть Онегина (из него, из «Евгения…»). Все то же: «всему шутя», «огнем нежданных эпиграмм» и, конечно же, «тверже всех наук» — «наука страсти нежной». Копия, словом.

Играл, конечно. Я сам видел, как он играл в трясучку. Ушел, позвякивая, с целыми карманами медяков.

Как все аристократы, Ш* был меломан. В музыке он разбирался, что и говорить. Он и сам был, как «хорошо темперированный клавир»: добавляя к каждой ноте чуточку фальши, всегда, через все октавы, неизменно приходил к ноте до. В отличие от некоторых, которые вечно все испортят.

В свои неполные восемнадцать лет (на момент нашей встречи) Ш* успел устать от жизни совершенно, ну просто байронически. Я был старше и восторженнее — я был ему нужен.

Мы вместе учились на худграфе, точнее, вместе не учились: весь первый семестр мы кутили. Впрочем, я все ж иногда брал кисти в руки. Ш* это удивляло. Он не рисовал. Как поступил? Так же, как и я.

Начну с него. Пошел как-то Ш* поступать в институт. И в вестибюле познакомился с приятной девушкой, приезжей: из какой-то автономии. Она подавала документы на худграф. На худграф так на худграф. На просмотре нужно было что-то показывать — девушка поделилась с ним своими рисунками. Звали девушку Лена Ч*; на экзамене по живописи их посадили рядом, по алфавиту. Лена нарисовала два горшка и два огурца.

Я был художником в армии, рисовал на стенах «Слава КПСС» и «Перестройка — дело партии, дело народа». К тому же, у меня дядя художник. На просмотре я показал его этюд. Сложнее было на экзамене по живописи: мне никак не удавался огурец, да и с горшком пришлось помучиться. За пять минут до конца экзамена наблюдатель вышел из студии. Две девочки, что сидели рядом, вдруг как зашипят на меня: ты, мол, все испортил, — быстро смыли мой горшок и, в две кисти, в стиле «a la prima», наваляли мне натюрморт.