Читать «Деревенская трагедия» онлайн - страница 24

– Вот, видите! – воскликнула тетушка победоносно, – разве я не говорила, что тут не без греха, коли дело дошло до цветов, до брошек, до всяких таких совершенно неприличных вещей?

Анна вся сгорела от стыда и глаза её наполнились слезами.

– Джес не ухаживает за мной, – сказала она бессознательную неправду.

Дядя недобро засмеялся.

– Так для чего же, по-твоему, он просит тебя гулять с ним? – спросил он.

Анна принялась крутить тесемки своего фартука.

– У него нет никого близких и он чувствует себя одиноким. Он приходил иногда по вечерам и помогал мне в саду; ну, а теперь он поздно возвращается из замка, так что он уже приходить сюда не может, а ему скучно без людей… ему хочется и меня видеть… вот и все.

– Вот как! Вот и все, по-твоему?… А по-моему через-чур много. – Затем, обратившись к жене, он с неудовольствием спросил: – Что это еще за помощь Джеса в саду? Вы бы должны были предупредить меня об этом, кажется.

– У меня достаточно забот в голове и без этих глупостей! – отрезала мистрис Понтин, мигом переходя в оборонительную позицию. – Он был полезен для нас в саду, и кто бы мог думать, что Анна развесит уши перед подкидышем из дома призрепия? Терпеть не могу этих девчонок, со всеми их ужимками, улыбками, ухаживаньями направо, налево, без конца! Не этим подцепила я Кайта, да и вас также.

Тетушка Понтин с гордостью сознавала, что она привлекла двух мужей чисто-практическими достоинствами, и чувствовала, что имеет право говорить пренебрежительно о более легких сторонах ухаживанья. Ей никогда не преподносили ни роз, ни яблок, а громадный серебряный медальон, напоминавший своими размерами чайное блюдечко и изредка красовавшийся на её обширных персях, не был подарком скромного Кайта: он служил выражением благодарности Понтина после необычайно удачной продажи ею же откормленных свиней.

– И так, пойми меня раз навсегда, моя милая, – строго сказал дядя, – чтобы не было тут у меня ни любезничаний, ни ухаживаний, ни с Джесом, ни с кем бы то ни было, – и баста.

С этими словами он вышел из комнаты.

III

На другой день утром дядя Джемс собрался в Ватлингтон, по соседству с которым у него было дело. Поехал он с намерением переночевать у двоюродных братьев. Событие было необычайное и ему предшествовало усердное мытье белья и не менее усердная чистка платья. Перед отъездом Анна сама завязала ему галстук: никто не мог это сделать лучше её.

По несчастному совпадению, в тот же день одна из коров серьезно заболела. Уже раньше было заметно в ней беспокойство, но до обеда ничего серьезного не проявлялось. К этому времени Авель, один из работников фермы, нашел ее лежащею на боку в поле, около старого господского дома; она тяжело и конвульсивно дышала и работник с трудом привел ее домой. Уход, за коровами, обыкновенно, не касался мистрис Понтин, и, при виде больной Жемчужины, она растерялась. Проще всего было бы послать Авеля в Оксфорд за ветеринаром, но послать его было невозможно, потому что на ферме, кроме него, не было другого мужчины, а экипаж был взят дядюшкой для поездки в Ватлингтон. В глубине души мистрис Понтин считала всех докторов шарлатанами, живущими, довольно понятным для неё образом, на счет легковерия общества; приглашать их, казалось ей, следовало бы благоразумному человеку только тогда, когда приходится звать и священника, чтобы придать смертному одру приличный вид. Ей, все-таки, жалко было глядеть на корову; в течение дня некоторые из соседей заглянули к ней в хлев, отчасти для удовлетворения собственного любопытства, отчасти для того, чтобы сообщить, к каким мерам они прибегли бы в подобном случае. Сначала мистрис Понтин с полною готовностью стала было пробовать различные, предлагаемые ей средства и только напрасно мучила бедное животное, которое не могло выразить своих жалоб. Между прочим, она позволила старухе Бетси Тод написать на клочке бумаги какие-то три буквы, единственные ей известные и имеющие особенную силу, и дала ей привязать их к шее бедной коровы. Наконец, настал вечер и хлев опустел. Мистрис Понтин сидела одна на опрокинутом ведре и тоскливым, неподвижным взором смотрела на больную корову, которая лежала на боку, с мутными глазами и высунувши язык на солому. От времени до времени корова слегка вздрагивала, стонала и поднимала морду вверх, выставляя свои десны и большие желтые зубы. Сидя у кровати больного ребенка, мистрис Понтин не могла бы страдать больше; впрочем, к счастью для неё, она не была чужда фатализма своей среды, который подвергает людей разным несчастиям и заболеваниям и, в то же время, избавляет их от многих суетных надежд и излишнего противодействия неизбежной смерти. Вдруг на птичьем дворе послышались крики и громкое хлопанье крыльев; в один миг тетушка Понтин встрепенулась: выбежав во двор и перескочив через кучи соломы и грязи, на которых валялись свиньи, она помчалась, неуклюже переваливаясь, к бревенчатым воротам двора.