Читать «Двое и война» онлайн - страница 31

— Да ты вспомни, где человек находится? На фронте. Каждая минута — смертельная угроза жизни.

— Я все это, Лена, понимаю. Только иной раз вдруг жутко сделается: уходит, уплывает от меня вера в Колину любовь. Зачем он так часто: жить не могу, душа горит, сердечко рвется на часточки? Зачем? Ведь живет же! Уж второй год живет с рваным-то на часточки сердцем.

— Дурочка, на что жалуешься?

— Да, да. — Тоня потерла ладонями лицо. — Ой, ведь бежать надо. На смену скоро, а я — захмелевшая. — Она поднялась, но не убежала, а упала на колени, головой Елене в подол. Затряслись, забились ее плечи.

— Чего, чего расхлюпалась? По какой причине?

— Ой, Лена, разве всему причина должна быть? Вот полились слезы, и все. Живой ли он, Коля-то? Я его во сне сегодня видала. Такой веселый, поет…

— Ну, раз веселый и поет, значит, живой.

— Ты, поди, про себя смеешься надо мной? А я, честное слово, боюсь. И чего — признаться стыдно. Боюсь я, Лена, что если убьют Колю, то тут же вскорости замуж я выскочу. Мастер за мной ухлестывает. Давно уж. Проходу не дает. А мне иногда такое к голове, к сердцу, к душе подкатит: чем ждать Колю, да бояться за него, да переживать каждую минуточку, да плакать, да страдать, так лучше дать мастеру согласие на свадьбу — как головой в омут. Я ведь, Лена, не умею страдать. Я человек веселый. Хохотать, шутить, песни петь, плясать — это я больше всего обожаю. И работаю с песней. А время-то какое? Горькое время. И бабы, Лена, ну все до единой — и те, которые извещения получили, и даже Настя Слепцова, у которой вовсе и не на фронте муж, а в училище, — все они, Лена, волчицами на меня глядят. «Поешь-распеваешь? — передразнивая кого-то, спросила Тоня. — На вечерки бегаешь?» А что мне делать-то, Лена? Одна я. Только ты у меня и есть. Колиным родственникам я никто. Подумаешь, невеста. Да, может, ему там где-нибудь на пути тыщи таких приглянутся?

— Не бойся, глупенькая, — ласково сказала Елена. — Не позволю я тебе Колю-фронтовика, молодого, красивого парня, на этого старого бабника менять.

— Не позволяй, не позволяй, Леночка! А то я сама себя презирать стану. И руки наложу. Я ведь хоть и веселая и хохотушка, а решительная. Я могу.

— Ну, еще чего надумала? Крепким надо быть, а не решительным. А то ты нарешишь… своей разудалой головой.

— Мам, — Зойка свесила с печи голову. — Здравствуй, тетя Тоня. Видишь, я дома ночевала?

— Здравствуй, моя красавица, — вытирая слезы, Тоня поднялась, пошла к ней. — Здравствуй, моя отважная. Ну, не боялась?

— Не помню. Заспала все, — засмеялась Зойка.

— Придется доставать варенье, — сказала Елена. — Обещала ей вчера.

— Ну, если обещала… — развела руками Тоня.

— Оставайся чай пить с вареньем, — пригласила Елена, доставая банку. Открывать ее было жаль, словно от того, откроет она ее или нет, зависело что-то важное, что связано с Иваном. Она стояла, прижав ее к груди, с изменившимся лицом, с тоскливыми глазами. Тоня вытянула у нее из рук банку, сунула обратно на полку.