Читать «Двое и война» онлайн - страница 166

А Коля Таранов все плачет, все оправдывается перед каждым:

— Я чувствую… ну прямо — чувствую… щас саданут… из автоматов или из пулеметов. Дернул его… за комбинезон: падайте, мол… товарищ подполковник. А он… видать, не успел… И Митя… не успел…

«Да, да, не успел, — думаю я. — Трудно было вытаскивать парабеллум раненой рукой. Все внимание сосредоточилось на этом, и он не успел…»

У Коли тоже обгорели брови и волосы. Тронуто огнем лицо. Осколком рассечен носок сапога. Комбинезон, простреленный в нескольких местах, весь в пятнах крови — уже засохших и еще влажных. Надо перевязать Колю, но сил, чтобы подняться и сделать это, нет. «Истечет кровью!» — жестко, с упреком говорю я себе, а сама не двигаюсь с места. Взгляд тянется к тебе.

— Я дернул его… ложись, мол… А он… — глядя на меня глазами, полными слез, повторяет Коля. — Не успел… понимаешь? Если бы сразу… как я дернул…

Слушать Колины объяснения и плач тоже нет сил. Сейчас я крикну: «Замолчи!» А он подумает — не поверила, будто он дернул тебя, еще живого…

Словно прочитав мои мысли, старший лейтенант Жора Прокопьев обнимает Колю за плечи, зовет своего радиста:

— Костя, перевяжи-ка Таранова!

Твое лицо спокойно. Стираю струйки крови, вытекшей из углов рта, и мне кажется даже, что губы твои хранят обычную, едва уловимую улыбку.

Человек силен. Я люблю тебя, сильного, волевого, и горжусь тобой таким. Мысли спотыкаются: «Люблю…» Теперь надо говорить: «любила», «гордилась». Все — в прошедшем времени. Но ведь я и сейчас горжусь тобой! Горжусь — да. Любила, горжусь… Я любила тебя. Я горжусь тобой…

Все-таки хорошо, что ребята помогли тебе выбраться из танка и ты не сгорел в нем. Но было бы лучше, если бы ты успел. Сам… Хорошо, лучше… И это — когда тебя нет? Когда я не знаю, как мне жить и смогу ли я жить без тебя? Когда все, все рушится. Уже рухнуло…

Два потока мыслей. Один — внешне спокойный, но страшный, как река в разлив: тебя нет. Ты погиб… Другой — мелкий и бурный, как горная речка, стремительно несущая все, что попадет в ее воды. Это мелочь мыслей, связанных с твоей гибелью, но не связанных меж собой. Я вдруг думаю: а что делает в эти минуты дядя Корней? И Алешка? Они оба даже не подозревают… А у Шурика не стало отца… И все-таки хорошо, что ты не сгорел — я смогу приезжать к тебе на могилу. Смогу ли? Смогу ли я жить без тебя?.. Знаю, что смогу. Если, конечно, не погибну в боях.

И тут же изумляюсь: «Неужели смогу?.. И теперь в бою у меня не будет страха за тебя. А что это, хорошо или плохо?»

Я теперь часто ставлю себя в тупик такими вопросами.

Мысли текучи, сумбурны. Но все они об одном — о, том, что тебя нет. Смерть непостижима. Так было, когда я узнала о гибели Бати. Теперь нет вас обоих… Сколько людей, дорогих, родных, унесла война? На обочинах пройденных дорог, на площадях освобожденных и взятых у врага городов и сел остаются могилы товарищей, которых мы знали вернее и лучше, чем знают их близкие. А чем определить степень нашего с тобой родства? Сколько веков знали мы друг друга?