Читать «Двое и война» онлайн - страница 145
Надежда Петровна Малыгина
У нас большие потери и в людях, и в танках. Если и нам с тобой придется погибнуть, я хотела бы умереть первой. И, конечно, ни о каком другом батальоне не может быть и речи: разве смогу я оставить тебя одного?
Совершив длинный ночной марш, бригада прибыла на место отдыха и переформировки — в сосновый бор с уже забытым густым и терпким запахом хвои. Взошло солнце, осветило выступившие на поляну корявые красные стволы высоких прямых сосен.
Отдых! Квартирьеры уже здесь. Они разметили места расположения рот, машин, танков, поставили указатели. Связисты протянули телефонную линию, и, выгружая из машин медикаменты, я слышала, как ты звонил куда-то и просил кого-то приехать завтра.
Батальону достались готовые, партизанские землянки: для столовой, для всех трех рот, для хозвзвода и санчасти, для штаба, для офицеров. И отдельная землянка — для тебя.
К полудню хозяйство наше было устроено. Посыпана песком центральная — вдоль землянок — дорожка, и в конце ее, оберегая вход в расположение батальона, уже ходил часовой. Дневальные таскали в землянка охапки свежей травы и мелких веток. Бойцы переносили из танков свое немудреное солдатское имущество — бушлаты, шинели, котелки, сумки из-под противогазов, в которых хранились бритвенные принадлежности, мыло, полотенце. Отцепленная от автомашины, уже дымилась походная кухня, и запах мясной тушенки щекотал ноздри. Отдав необходимые распоряжения, ты сказал майору Попову, замполиту:
— Командуй тут. А мы слетаем в Карачев. Тянет, понимаешь. Родина.
Я ждала тебя у машины, и мне было неловко и совестно. Казалось, замполит и все другие думают: «Покататься решили. Увеселительная прогулочка в город…»
А города не было. Горячий седой пепел шевелился, точно живой, — от огня, еще не умершего под ним, от малейшего движения воздуха, от наших шагов. Устремленные в небо, сиротливо и горестно торчали зевы русских печей, и среди них чудовищно неправдоподобными казались скрюченные остовы железных коек. На краю этого мертвого хаоса вызывающе дерзко торчал столбик с фанеркой: «гор. Карачев».
Кто он, человек, поставивший эту табличку? И в чем смысл надписи? В горестном напоминании о том, что здесь был город, или в утверждении того, что он будет здесь опять? Тогда это трудно было понять. И столбик — тоненькая жердочка с расщепленной, потемневшей фанеркой, на которой значилось название города, вызывал протест: где он, город? Вот эти руины и пепел?..
Ты долго искал, но так и не нашел место, где находился твой дом.
— Кажется, здесь, — говорил ты, стараясь угадать контуры бывших улиц и переулков. Но когда мы пробирались по развалинам дальше, ты растерянно спрашивал, будто я должна была знать: — Или здесь?.. Нет, наверное, здесь… Да, здесь! — А через минуту: — Нет, нет, совсем не там! Вот где!
Потом ты надолго замолчал, а в конце нашего путешествия с отчаянием признался:
— Не могу найти место, где стоял наш дом! А ведь прожил в нем семь лет… Мы приехали из деревни, когда мне шел девятый, а уехал я отсюда взрослым парнем. Целая жизнь, самый главный ее кусок…