Читать «Две зимы и три лета (Пряслины - 2)» онлайн - страница 124

Федор Александрович Абрамов

- На! На! И про это напечатай! - И сунула Ганичеву какой-то серый землистый кусок, и по цвету, и по форме напоминающий стиральное мыло.

Ганичев - человек бывалый - не растерялся. С Марьей разговаривать не стал. Ответ потребовал с Ильи.

- Что это? - спросил он не своим, служебным голосом и указал глазами на кусок в своей руке.

- А-а, што это? Не знаешь, што это? А вот это то, што мы едим. Не едал такого хлебца? И ты, председатель, не едал? Постой-постой, я и тебя угощу! Марья вынесла из эадосок еще такой же кусок. - На, поешь моего хлебца - тогда и заем с меня спрашивай...

- Марья... - сказал умоляющим голосом Илья.

- Што Марья? Неправду говорю?

- Мама, мама!.. - закричала девочка. - Надька плачет...

Ребенок в зыбке и в самом деле хныкал - и он выручил всех. Марья подошла к зыбке, а Ганичев стал собирать со стола бумаги - теперь можно было отступить, не уронив своего авторитета.

Все же последнее слово произнес Ганичев.

- Подумай, - кивнул он Марье из-под порога. - Лучину-то щепать можно и не головой.

И - Илье, когда они вышли на крыльцо:

- Распустил бабу! А что это у тебя за наглядная агитация в углу? Член партии. С иконами в коммунизм собрался. Смотри! Гужи ей не подтянешь, мы тебе подтянем...

Илья не оправдывался. Да и что он мог сказать в свое оправдание? Иконы в избе действительно были.

4

Сосны росли за баней - толстые, суковатые, кора на комле в вершок, и их давно надо бы срубить. Об этом его постоянно просила Марья: "Как в лесу живем. Воют, стонут на каждую погоду". О соснах ему напоминали соседи: "Смотри, искра в сушь падет - вмиг сгоришь и нас спалишь".

Но Илья, обычно во всем уступчивый и податливый, тут не сдавался.

Он привык к этим соснам, привык к их шуму и говору. Друзей у него не было. Компании по пьяному делу он не водил - редко, разве что по большим праздникам, пропускал стопочку. А надо ведь и ему с кем-то отвести душу.

И вот когда у него выпадала свободная минутка, он шел к соснам. Сядет на скамеечку за баней, выкурит цигарку-две - и, смотришь, полегчает на сердце. Шумят сосны. Есть, значит, на земле большая жизнь. И пускай эта жизнь еще не дошла до ихнего Пекашина, пускай она только верховым ветром проходит над Пекашином, а все-таки есть она, есть...

Вечерело. Илья выкурил уже две цигарки подряд и стал сворачивать третью. И сосны не молчали сегодня - крепко, с остервенением раскачивал их сиверок. А обычного облегчения не наступало. И мыслями он по-прежнему был в своей избе. Что там сейчас? И как, как все это случилось?

После того как он проводил Лукашина и Ганичева, он минут пять бродил по заулку - чтобы успокоиться. И кажется, успокоился - растряс злость на Марью. В избу вошел с миром.

Витька и Толька рылись в его берестяной канцелярии - чего же ожидать от ребят? - и он даже пошутил:

- Что, сыны, отцовские бумаги проверяем? Домашний контроль?

Старший, Витька - нелюдимый парнишка, - при этих словах отскочил от стола в сторону, а младший упал и заплакал.