Читать «Две зимы и три лета (Пряслины - 2)» онлайн - страница 122

Что-то детское, радостное проступило на его бескровном, постном лице, когда он назябшими руками нашарил теплые кирпичины. Он обернулся к Лукашину, кивком приглашая его по-товарищески разделить тепло, затем поднял голову кверху:

- Дыр на печи еще не навертели?

Ребятам очень понравилась шутка чужого дяди. Они громко рассмеялись, затрещали лучиной...

- Тише вы, дьяволята! Уймитесь! - закричала на них мать. Закричала грубо, по-бабьи, с явным расчетом поставить на место Ганичева. И Лукашину вдруг стало обидно за Ганичева.

Все ругают, клянут человека, все стараются сорвать на нем свою злость, а ежели разобраться, разве он виноват? Для себя старается?

Заем, налоги, хлебозаготовки, лес - все уполномоченный! Тащись к дьяволу на кулички. В дождь, в мороз, в бездорожье. И хорошо бы на подводе, на машине, а то ведь и пехом, на одиннадцатом номере. Четыре дня назад, когда Лукашин вернулся домой с лесозаготовок, - звонок из райкома: Ганичева к телефону.

- Какого Ганичева?

- Как? Разве он еще не у вас - вчера утром к вам вышел? Ну, значит, на Синельге загорает.

И точно - Ганичев, совершенно закоченевший, сидел у сбитого моста через Синельгу. Сидел и ждал какой-нибудь подмоги, чтобы перебраться за бурно разлившуюся речку.

И подобных случаев немало было за многолетнюю службу у Ганичева. А жаловаться? Облегчить себя руганью? Заручиться сочувствием других? Ни-ни-ни! Улыбайся, бодрись, агитируй, хотя бы у тебя при этом кишки лопались от голода.

А голода Ганичев хватил и в войну, и после войны. Семья большая, шестеро детей - Лукашин ночевал у него как-то, - и все шестеро в одинаковых железных очках. А отчего в очках? От хорошей жизни?

Впрочем, для того чтобы знать, как живет районный служащий Ганичев, для этого совсем не обязательно заглядывать к нему домой. Для этого достаточно взглянуть на его сухое, цвета осенней травы лицо, на его китель и галифе из чертовой кожи, которые так затерты и залощены, что издали кажутся жестяными.

Илья вошел в избу запыхавшись - не иначе как бежал, - кивнул с порога, сполоснул руки под рукомойником и еще раз поздоровался - уже за руку, крепко, как товарищ с товарищами.

- Ну как наше Пекашино - не подкачало? - спросил он. И по тому, каким тоном спросил, было ясно, что подписка для него не постороннее дело.

- Активность неплохая, - ответил Ганичев. - Народ понимает, на что пойдут его трудовые сбережения.

Он сел к столу, вынул из сумки ведомость и химический карандаш и прямо, без всякого предисловия, сказал:

- На тысячу двести вытянешь?

- На тысячу двести? - Илья, будто споткнувшись на ходу, посмотрел себе под ноги, посмотрел на жену. - Вечор, кабыть, на шестьсот говорили. Так как будто...

- То вечор, а то сегодня. Вечор, к примеру, мы вовсе попа не планировали. А он возьми да и бухни семьсот.

- Евсей Мошкин?

- А кто же еще! Хватит вам и одного попа на деревню, - пошутил Ганичев.

Насчет Евсея Мошкина Ганичев немного призагнул. На самом деле Евсей Мошкин подписался не на семьсот, а на четыреста пятьдесят. Правда, деньги выложил все сразу - чистой монетой.