Читать «Две зимы и три лета (Пряслины - 2)» онлайн - страница 121
Федор Александрович Абрамов
- А я думаю, сперва язык твой обсудить надо! Понял? А то он у тебя разболтался - гаек не хватает.
- Давай, давай... Все на испуг взять хочешь, товарищ Ганичев. А я пуганый - это тебе тоже не мешало бы знать. - Петр Житов приподнял ногу с протезом, постучал кулаком по деревяге ниже колена. - Чуешь, какая музыка?
Они так и вышли от Житовых, ни до чего не договорившись.
На улице Ганичев внимательно оглядел дом Житовых.
Дом был новый - единственная новая постройка во всей деревне, появившаяся после войны. И все вокруг дома было по-хозяйски уделано, все под рукой: колодец с крышкой, погреб, баня.
- Какое у него социальное происхождение? - спросил Ганичев.
Лукашин не знал точно, кем был отец Житова до колхоза - бедняком или середняком. Да и какое это значение имеет сейчас?
- Имеет, - сказал Ганичев. - Откуда у него эта начинка? Я думал, ты, товарищ Лукашин, политически острее.
- Брось, Ганичев! Не тот заход. Это в двадцатые да в тридцатые годы чуть что - и кто твои родители.
- Кем работает у него жена? - продолжал гнуть свое Ганичев. - Счетоводом колхоза?
- Да.
- Надо освобождать.
Они заспорили. Олена была неважным счетоводом - увязла в своей семье. И Лукашин еще в первые дни своего председательства подумал: надо подыскивать нового счетовода. Но увольнять Олену за то, что муж ее загнал их в угол, а они ни черта толком не могли возразить ему, - нет, с этим он не согласен.
- Подумай, подумай, товарищ Лукашин, - сказал Ганичев. - Колхозный аппарат... - И не докончил.
Они оба устали, измучились. Хождение от дома к дому, из заулка в заулок, одни и те же разговоры и уговоры - все это начисто измотало их.
3
Дом Ильи Нетесова они оставили напоследок. Член партии, свой человек - не надо кружить вокруг да около. А кроме того, дом Ильи был одним из самых благополучных домов в деревне: хозяин вернулся с войны, и совершенно целехонек, детей немного, и, наконец, руки золотые у мужика, - куда же лучше?
Самого Ильи дома не оказалось - он был в кузнице, и за ним побежала девочка, такая же черноглазая и смуглая, как мать. И вообще, как заметил сейчас Лукашин, которому лишь однажды доводилось заходить к Нетесовым, и остальные дети - два диковатых мальчика, настороженно поглядывавших на них с печи, - походили на Марью: ничего от светлого голубоглазого отца в них не было.
Марья встретила их не то чтобы сдержанно - враждебно. Подняла черные колючие глаза от белья, которое чинила, сидя на железной кровати местной ковки, буркнула что-то вроде: "Проходите", - и больше на них не взглянула. Сидела, затягивала одну за другой дыры на ребячьих рубашках и одновременно ногой в валенке, на которой была надета петля, качала зыбку, наглухо завешенную старым ситцевым сарафаном.
Ганичева, однако, этот прием не смутил - за свою многолетнюю службу он навидался еще и не такого. Ганичев запросто, по-домашнему снял свое пальто холодное, без ваты пальтишко из грубого черного сукна, какие и в войну и после войны выдавали по талонам, - повесил на вешалку возле дверей и, потряхивая головой - он с детства прихрамывал, - направился к печи.