Читать «Две зимы и три лета (Пряслины - 2)» онлайн - страница 119

Федор Александрович Абрамов

- Откуда? Могу сказать. - Ганичев не зря просидел три дня в правлении. В его списке против каждой фамилии были помечены доходы. - За сына пенсию получаете? - Ганичев загнул палец.

- Велика пензия. Сто сорок рубликов.

- Анна в лесу работает? - Ганичев загнул второй палец.

- Ох уж Аннина работа!.. Кажиный год по ребенку из лесу привозит. Это вот все найдушные, - кивнула старуха на детей. - За пять лет насобирала. А ноне, может, опять с грузом... Жила-жила сука, блюла-блюла себя, а тут ворота настежь раскрыла - слова не скажи...

Старика этот разговор, по-видимому, заинтересовал. Он положил недочищенную картошину на стол, прикрыл ее рукой, а вторую руку поднес к большому волосатому уху, потом вдруг нахмурился, посмотрел на картошину, подержал в руке, словно припоминая, что ему с ней делать, и отправил себе в рот.

У Лукашина не хватило духу взглянуть на позабытую девочку. Он встал и вышел из избы. Минут через пять вышел оттуда и Ганичев - мрачный, с сурово поджатыми губами.

Подписка началась скверно. Хитрость Ганичева с обходным маневром, как вскоре выяснилось, тоже не удалась. В одном доме их встретил увесистый замок. В воротах другого дома была приставка.

- Кто-то уже предупредил - брякнул, - сказал Ганичев, подозрительно разглядывая березовый колышек у железного кольца ворот.

- Да почему предупредил? - возразил Лукашин. - Время-то смотри где. Разве у людей мало своих дел?

- Дел... Сказывай про дела... - Ганичев потянул носом воздух, потом вдруг вскинул голову, быстрым, наметанным взглядом обежал заулок.

В конце заулка у жердяной изгороди стоял низенький, с односкатной крышей хлевок. Дверка у хлевка была прикрыта неплотно, и из щели шел пар.

Ганичев с неожиданной для его лет резвостью подбежал к хлеву, распахнул дверку:

- Вылезай! Не овца еще, чтобы в хлеву жить.

К великому изумлению Лукашина, из хлева выползла Парасковья.

- Я это ярку проведать пошла... Что, думаю, на работу не посылают - все утро у окошка просидела...

- Ясно, ясно... Только в следующий раз дверь пошире растворяй, а то задохнешься.

С Парасковьей хлопот не было. Она подписалась так, как было запланировано у Ганичева. А вот с Петром Житовым они попотели...

Петр Житов был в загуле - от него так и разило сивухой. Первые два дня он пил по случаю Майских праздников, потом подошли похороны Трофима Лобанова, - и как же было не почтить память старика?

На этот раз инициативу взял в свои руки Лукашин.

Петр Житов выслушал его не перебивая и, наверно, минуты две сидел молча, тупо уставившись на них своими мутными и красными с перепоя глазами. Затем скрипнул протезом в кирзовом сапоге, предупреждающе, как копье, выбросил его вперед и вдруг с неожиданным воодушевлением воскликнул:

- Прекрасно, прекрасно! Жена, сколько я наколотил трудодней в прошлом году?

- Триста пятьдесят, кабыть, - ответила Олена из-за ситцевой занавески.

- Так. А сколько в этом?

- Девяносто - то, неверно, есть.

- Девяносто! - Петр Житов поднял толстый обкуренный палец. - Это с января месяца, за зимнее время. Минус апрель, который выпал по причине месячника в лесу. Неплохо, товарищи? Не уронил Петр Житов честь инвалида Великой Отечественной, а?.. Все так трудятся в колхозах?