Читать «Да здравствует мир без меня! Стихи и переводы» онлайн - страница 17
Виктор Леонидович Топоров
Ночь Нечета…
Любая ночь
Не столько довод, сколько повод
Надраться в дым, расстаться вклочь.
И в сорок ползаешь, как овод,
По крупу, крупному, как труп
Коровы. По холодной глади
Скользя нечистым вздохом губ.
Жила отдельно, а у дяди,
Который жил и жить давал,
Бывала с малолетним Саввой,
И он всю ночь не засыпал,
Кудрявый мальчик и картавый,
Лет сорока или восьми,
Лет сорока восьми – и чудно,
И слово трудное «возьми»
Звучало чаще обоюдно,
А в остальном ей было нудно
И с корабелом молодым,
И с режиссером оробелым,
Пока не возвратилась к ним.
Готовься к миру, парабеллум.
Готовься к миру, под прицелом
Ту ночь ноябрьскую держа,
Когда увозишь с кутежа
Двух баб, чтобы заняться делом
Разборки собственной тоски
На составляющие доли,
И торта липкие куски
Наружу рвутся.
Чушь мололи,
И гладили чужую грудь,
И пальцы были в канифоли,
И обещали повернуть
Теченье рек, загибы маток
И лабиринты бытия.
Определенный недостаток
Определился пития
И в третьем доме, где держали,
Я сам держал, двойной припас.
Но этого не замечали.
Все наши прошлые печали
В невозмутимости качали
Венозной ножкой возле нас.
Изготовительницу мин
Минетчицей не назову я
За неимением причин
Вдаваться дальше поцелуя
С глотком вина из уст в уста
В ее укромные места,
В квартирку с мальчиком Алешей
И мужем-лыжником. Она
Секретности не лишена,
И допуск стал изрядной ношей.
Мужья и жены, мой хороший,
Скажу я позже, овладев
Искусством Жида или Пруста,
Питают показушный гнев
Друг к дружке. Чтоб им было пусто!
Кинза, укропчик и капуста,
И обольстительный лаваш,
И сами по себе мираж.
Ваш неожиданный вираж
Меж месячных и мясопуста
На приснопамятный этаж
Меня б ничуть не удивил,
Скорее сильно озадачил,
Поскольку ничего не значил.
Ай шелл, ай вуд, бат нот ай вилл.
Рассвет как будто замаячил
В начале марта. И коты
Со мною перешли на ты.
В разгар квартирного обмена
Я осознал простой закон
Обмена и проката жен.
Прокатимся? Пошли!
И Лена
Садится в частника в ночной
Разодранной рубахе, летним
Ее считая платьем. «Стой!», —
Кричу одной, навстречу сплетням
Другая мчится, на постой
Встает не помню кто, Наташа —
Которая? – уже не наша,
Ты ударяешься в запой —
И почему-то не со мной,
Ты состоишь в болгарском браке
И вообще летишь во мраке,
Тебя утаскивает твой
Сожитель, предан по-собачьи
Тебе, равно как и тобой,
Тебя, тараща глазки рачьи,
Твой обожает армянин,
Тебя женой терзает хлопчик,
Тебя уводят с именин
По-прежнему и любят в копчик
Среди крестов и пианин,
Тебя сманил простолюдин,
Тебя не трахал лишь ленивый,
Тебя…
И вот я к вам с оливой,
Как гефсиманский гражданин,
И чаша, полная саливой, —
Сплошной белок и витамин.
Из цикла
«Стихи и песни времен императора Тиберия»
«Если верить нашему Тиберию…»
I
Если верить нашему Тиберию
и читать, как есть, в газете утренней,
он не будет воевать с парфянами,
он не будет воевать с тевтонами,
изнутри расширит он империю
и свою борьбу считает – внутренней.
II
Разве что парфяне не отвяжутся…
Разве что тевтоны вдруг отважатся…
Разве что кроаты раскуражатся…
Если же все этак и окажется
или, в крайнем случае, покажется,
что ж, тогда и наши не откажутся.
«Я шепнул вчера гетере…»
Я шепнул вчера гетере