Читать «Гуманная педагогика» онлайн - страница 37
Геннадий Мартович Прашкевич
Вдруг обжигало сердце: Зои бы не было!
Свобода! Равенство! Братство!
Вдруг ожесточился.
Что за вздор?
Проститутки и девственницы, ученые и невежи, погромщики и святые, дураки и гении, адмиралы и палубные матросы, вожди и домохозяйки, пациенты и врачи, грабители и их жертвы — они все равны?
От водки и событий в голове все путалось.
Вернулся Вертинский в Северную страну… Васька Ажаев вместо креста на великой стройке получил Сталинскую премию… Ал. Фадеев, генеральный секретарь великой советской литературы, в очередной раз запил… Это все ничего… За каждым уверенно присматривают полковники Баряновы.
А дружба с Пуделем помогала Деду решить вопросы с поездками.
Хотел видеть людей. Хотел видеть своих возможных читателей. Ведь рано или поздно начнут выходить у него книги. На кого ориентироваться, к кому прислушиваться? Все же человек с улицы не так врет, как сосед по коммуналке.
Дневники заполнялись записями и рисунками.
Вот летчица Шарова. Это — Комсомольск-на-Амуре.
Город серых ватников, стремительных самолетов, больших заводов, литых чугунных решеток, кирпичных казарм и деревянных бараков. Фото плотной смеющейся тети Фени из Краснознаменки. Бегали там еще какие-то скорострельные бабы, одна тетя Феня понимала жизнь правильно. Водила Деда по ягоды. Кусты, заросли, тишина, ни птиц, ни зверья, комары звенят, под кочками унылая вода. Это вам не клен на одной ноге. Это природа во всем ее вековом бессердечии.
Была поездка в Свердловск.
В купе поезда дама в пижамных штанах.
Муж не то чтобы ревнив, но смотрит зверем.
Матрос в тельняшке (вырвался на материк) бегает по коридору.
Среди зарисовок Свердловска — здоровенный парень с тяжелой совковой лопатой на плече. Под низкими облаками — трубы Уралмаша, округлые горушки, увалы, сосны. В темных лощинках — плитняк, будто набросаны кости каких доисторических тварей. Люди не столько живут, сколько дружно выполняют план. В гостиничном номере, думая об увиденном, расчертил страничку тетради надвое. Под вопросом «Что могу?» мелко указал: «Две мои последние авантюры».
Указал. На левой стороне:
И вдруг (бывает такое) позвонил Хунхуз, пораженно крикнул в трубку (с завистью): «Твоя рукопись рассматривается в Союзе писателей, в Москве».
Декабрь сорок седьмого, кажется.
Хунхуз понять не мог, как это рукопись Деда проскочила в столицу мимо него.
Но расспрашивать не стал, хватило ума, только многозначительно пообещал: «Теперь поедешь в столицу». И добавил: «Буду настаивать на твоей поездке».
А чего настаивать? Решение, похоже, без него приняли.
Новости, новости, новости. Вот репродуктор пыхтит о конверсии денежного обращения. И то! Карточки хлебные отменили, на рынке все подряд сметают, в ресторане не дождешься свободного столика. Дед остро чувствовал: