Читать «Гуманная педагогика» онлайн - страница 39

И дальше, наверное, все такое прочее.

Вдруг вспомнил, как мотался с Хунхузом по Амуру.

Ночь. Низкая луна. Мотор катера постукивает. Черные горы на близком правом берегу, левого не видно. Из темноты возникают рыбачьи лодки. Медленно высветилось к утру низкое небо — зеленое, как яшма. Пронзительная звезда вспыхивала и гасла на юге, сказочно проявлялись горы.

И везде — спокойствие!

Господи, какое спокойствие!

Не ради ли этого бежал от Перми до Харбина?

Впрочем, Дед никогда нигде не чувствовал себя чужим.

«Да, скифы — мы! Да, азиаты — мы!» Все мое. Везде выживу.

И снежное поле под Тайгой, и горящие пермские леса, и шанхайское ночное зарево, и голубизна Золотого Рога — все мое.

Листал рукопись.

«Первым был сотворен человек…»

«По учению философа Платона, вселенная двойственна…»

Оказывается, этот Лев Пушкарёв, что жил на железнодорожной станции Тайга, интересовался философией.

«Вселенная Платона объемлет два мира — мир идей и мир вещей. Идеи мы постигаем разумом, вещи — чувствуем. У человека три души: бессмертная и две смертные: мужская — мощная, энергичная, женская — слабая, податливая. Развитие человека происходит за счет деградации этих душ. Животные — это такая своеобразная форма наказания. Люди, упражняющие не бессмертную, а только смертную часть своей души, при втором рождении превращаются в четвероногих, ну а те, кто своим тупоумием превзошел даже четвероногих, оказываются пресмыкающимися…»

Отложил рукопись.

Подошел к ночному окну.

Туманные огни на улице Карла Маркса.

«Ну а те, кто своим тупоумием превзошел даже четвероногих…»

Ладно. Это потом. Это все потом. Сейчас — спать. Маша, подружка, раковинка моей души, давно легла. Стать советским писателем или умереть? Не торопись. Если в горящих лесах Перми не умер, если на выметенном ветрами стеклянном льду Байкала не замерз, если выжил в бесконечном пыльном Китае, принимай все как должно. Придет время, твою мать, и вселенский коммунизм, как зеленые ветви, тепло обовьет сердца всех людей, всю нашу Северную страну, всю нашу планету. Огромное теплое чудесное дерево, живое — на зависть. Такое огромное, такое живое, что, кутаясь в его зеленых ветвях, можно не бояться мороза и ливней.

Старинная сказка

Собирались долго.

Больше всего сердилась Ольга Юрьевна.

Опаздывать, считала она, все-таки прерогатива женщин.

Такое рогатое слово — прерогатива — резнуло тонкий слух Коли Ниточкина.

Впрочем, он терпел, не срывался на ненужные вопросы. С интересом рассматривал гипсовый бюст поэта Комарова, сталинского лауреата. Писательская организация удобно расположена, в бывшем доходном доме, — крутая лестница прямо с улицы вела на верхнюю террасу, затем в залу. А там — ряды обычных стульев, там большой стол, крытый обычным зеленым сукном.