Читать «Граф М.Т. Лорис-Меликов и его современники» онлайн - страница 97

Отставку министру просвещения царь подписал 18 апреля — в Страстную пятницу, накануне Светлого воскресения Христова. И на Пасху в самых разных кругах образованного общества христосовались с возгласом: «Толстой сменен, воистину сменен», отмечая, что это «красное пасхальное яичко» преподнес подданным империи Лорис-Меликов. Само имя Толстого стало своего рода символом правительственной политики, идущей вразрез с общественными интересами, и его отставка не могла восприниматься иначе как поворот правительственного курса навстречу обществу. Она принесла Лорис-Меликову едва ли не большую популярность, чем его обращение «К жителям столицы». Смещение ненавистного министра уже было как бы началом исполнения обещания «оградить законные интересы общества». К ликованию либеральной печати присоединился голос «Народной воли», признавшей, что «отставка этого министра народного помрачения есть действительная заслуга диктатора»^349.

Но каждая победа диктатора увеличивала и число его врагов — скрытых и явных. М.Н. Каткова Михаил Тариелович изначально воспринимал в числе возможных противников: негативный отклик «Московских ведомостей» на обращение начальника Верховной распорядительной комиссии «К жителям столицы» в этом убеждал. С настороженностью следя за действиями диктатора и собирая о нем сведения от своих осведомителей, Катков до поры воздерживался от явных выпадов против него. При вступлении на пост начальника Верховной распорядительной комиссии Лорис-Меликов попытался заручиться поддержкой влиятельной московской газеты, вступив в переговоры с ее редактором-издателем. Михаил Тариелович рассказывал К.П. Победоносцеву, что «обо всем договорился с Катковым», в бытность его в Петербурге где-то в конце февраля. Подачу Катковым письма императору 11 марта 1880 г. граф рассматривал как нарушение договоренности: «Нехорошо с его стороны, не сказав мне, писать такие письма и еще задевать в них Верх<овную> комиссию»,— цитирует Победоносцев Лорис-Меликова. Сам диктатор, по-видимому, договоренность выполнял: Константин Петрович сообщал Каткову, что жалобы на него московского генерал-губернатора Лорис-Меликов оставляет без последствий^{350. Но едва прошел месяц с учреждения Верховной распорядительной комиссии, как тот, кто называл себя «сторожевым псом самодержавия», вступил в открытую конфронтацию с диктатором.}

В передовой, посвященной отказу французского правительства выдать русским властям Л.Н. Гартмана, участника покушения на царя, дается развернутая и прямая критика диктатуры. «Мы так странно ведем дела, — объясняет Катков невыдачу Гартмана, — что в умах французов могла зародиться уверенность, что власть в России если не завтра, то послезавтра достанется тому же Гартману или Лаврову». Все кругом сомневаются, по словам издателя московской газеты, в прочности нашего положения, «видя, как неясна и неопределенна наша правительственная программа, как силен повсюду господствующий у нас обман и как нагло предъявляет свои требования вражеская крамола, с которой правительство борется — не борется»^{351. Упреки Каткова адресуются правительству, Верховная распорядительная комиссия прямо в его статье не называется. Но все понимали, против кого направлялся обличительный пафос «Московских ведомостей»: борьбу с крамолой возглавлял Лорис-Меликов.}