Читать «Горькая соль войны» онлайн - страница 41

Живущие под сенью Всевышнего…

Отец Василий жил рядом с церковью.

Теперь он старался реже смотреть на ее стройное летящее здание — сердце кровью обливалось при виде изъеденного снарядами купола и выщербленных пулями стен. Иконы и церковную утварь отец Василий унес домой и спрятал в подвале, за разным барахлом, которое копится только из-за того, что вроде бы оно уже в хозяйстве ни к чему, а выбросить жалко. Матушка ворчала, а теперь примолкла — пригодилось все, пригодилось церковную святость от вражьего глаза укрыть.

Шел январь сорок третьего. Морозы стояли трескучие, и сопротивление немцев медленно угасало, и энтузиазма их тоже много поубавилось. Все чаще они в уцелевших домах пели грустные иностранные песни, а румыны на немцев вообще были злы, они каждому старались сказать, что война — это очень-очень плохо, румыны люди несчастные, едят мало, все время голодают, а немцы едят, напротив, — очень даже хорошо, только вот пук-пук у тех и у других одинаковый. Немцы румын не любили, относились с видимым пренебрежением и при каждом удобном случае старались унизить и оскорбить — ну хотя бы словесно.

Отец Василий этому только радовался.

Ежедневно он становился в горнице на колени перед маленькой иконой Богородицы и возносил молитву на погибель войска вражьего, на победу русскую и во здравие товарища Сталина, который один знал, как одолеть супостата. Бекетовка чадила, Бекетовка дымила, и с каждым днем все меньше становилось целых домов и прибавлялось черных руин. Жителей вылавливали, сажали на грузовики и вывозили из города. Куда немцы и румыны их отправляли, отец Василий не знал, но на всякий случай отправлял молитву во спасение.

Однажды постучались и к нему.

Матушка ахнула, жалко глянула на мужа.

— Ничего, матушка, ничего, — сказал отец Василий. — Господь наш многих испытывает да спасение дарует!

В дом вошел немец.

Был он в худой шинели, поля пилотки распущены и натянуты на самые уши, а для теплой верности поверх всего еще был повязан бабий пуховый платок. На ногах у немца поверх тонких сапог были надеты огромные соломенные чуни, и вид у немца был преуморительно забавный.

Если бы на груди не висел автомат.

— Pater? — сказал немец. — Kom! Kom!

И показал рукой на дверь.

Матушка тоже взялась за фуфайку, но немец ее остановил.

— Pater, — сказал он. — Ein! — и для наглядности показал обмороженный черный палец.

Матушка заплакала.

— Не вой, — сказал отец Василий. — Бог даст, обойдется все!

Немец шел впереди, шел молча, только снег хрустел под его чунями да пар изо рта, прикрытого пуховым платком, сипло вырывался. Отец Василий шел за ним и силился понять, зачем он понадобился немцам.