Читать «Гномон» онлайн - страница 311

– Что будет с ними? – спрашиваю я.

– Это не важно, – отвечает Всезнайка и протягивает руку. – Идем. Ты уже решила их отдать. Ты слишком мудра, чтобы поступить иначе. Вообрази, каково было бы вернуть сына и тут же потерять его вновь – в уплату долга мне. Или вовсе его не найти. Кто знает? Но все оплачивается.

Я не смотрю на подпись на футляре. Но это делает Всезнайка и вздыхает:

– «Парадоксы» Баху. Вот так так.

«Парадоксы» Баху – древнейший известный труд по математике, описывающий проблемы, выведенные из философской логики, решения которой меняют базовые значения; на этом основании дедуктивно или индуктивно определяется божественное. Кажется, цитата из этой книги была выписана на стене Чертога, под благословением Пресвятой Деве; я могла бы жизнь положить на то, чтобы распутать хотя бы один из ее секретов. Могла бы войти в историю науки лишь с одной строкой из этого свитка.

Всезнайка швыряет его в пламя. У нас на глазах он вспыхивает и темнеет.

– Зачем? – спрашиваю я.

Демон пожимает птичьими плечами и повторяет:

– На небесах война.

– Катаклизм?

– Не в том смысле, который ты подразумеваешь. Боги состязаются. Азимутальные углы расходятся.

– И кто побеждает?

В улыбке сверкают зубы.

– Полагаю, что я. Так или иначе, – говорит он. Затем, помолчав, поднимает руки и указывает: – Иди к своему сыну.

В этот момент, наконец, проклятый катафалк, ненавистный гроб является, как обычно, в один миг, чтобы я не успела заметить и растоптать кобольдов, которые его притащили.

Всезнайка подходит и поднимает крышку. Я отворачиваюсь: не хочу смотреть. Демон ждет у открытого ящика.

Я заставляю себя повернуть голову и вижу не укрытое медом лицо, а ведущую вниз лестницу. Разумеется, вниз, ибо туда мне и надо спуститься.

– Не оглядывайся, – говорит Всезнайка, когда я прохожу мимо. – На небесах война. Не оглядывайся.

* * *

Первые ступени – каменные, воздух – сухой и пахнет плесенью. Когда лестница поворачивает, я чувствую под ногами дерево и слышу запах прелой листвы. После второго поворота ступаю по ступеням из пепла, а после третьего уже не спускаюсь по лестнице, а шагаю по пустыне из черного песка. От бархана у меня под ногами до широкой речной дельты внизу все черно, но это плодородный черный цвет, полный глубины, с богатой текстурой. И хотя в бесконечной тьме неба нет солнца, каждый камень и чахлое деревце явственно видны на фоне остального, благодаря удивительному сочетанию блеска и шероховатостей.

Et in Erebus ego.

Споткнувшись, я замечаю, что за мной на земле остаются густые, бледные следы. Под ладонями, когда я встаю на ноги, пепел окрашивается серебром. Неужели я высасываю черноту из камней? Или она перетекает в меня? Я оглядываюсь, потом вздрагиваю, потому что Всезнайка запретил оборачиваться, но меня не испепеляет черная молния, ужасная горгона не гонится за мной. Только поблескивают мои следы – слабое напоминание о том, где я была. Поток времени и памяти. Нет. Нет, это не тот запрет, что был наложен на Орфея. Теперь он мне кажется почти милосердным. Я – смертная женщина, и, как бы ни терзали мою душу и даже тело, мой разум тот же, что и вчера. Мое сердце – смертное сердце. Странствуя по Эребу, как было написано в одной книге, путник идет по трупу того, кого любил. Пять рек, пять частей тела – две руки, две ноги, туловище с головой считаются единой частью. И в каждом скрывается одна из стихий, из которых соткан смертный мир. Огонь в правой руке, вода в левой, земля в правой ноге, воздух в левой, а туловище и голова – двойной сосуд души. Песок скрывает кожу, реки наполнены слезами. Если копать слишком глубоко в Эребе, найдешь сердце.