Читать «Герои, почитание героев и героическое в истории. С англ. (Антология мысли)» онлайн - страница 6
Томас Карлейль
ее серьезности, это будет, можно сказать, забавная тень, про
стая игра воображения по сравнению с тем грозным фактом
и с той научной достоверностью, которые она пытается вопло
тить в известные поэтические образы. Аллегория не порождает
уверенности, а сама является продуктом последней. Такова ал
легория Беньяна, таковы и все другие. Поэтому относительно
язычества мы должны еще предварительно исследовать, откуда
явилась эта научная уверенность, породившая такую беспоря
дочную кучу аллегорий, ошибок, такую путаницу? Что она та
кое, и каким образом она сложилась?
Конечно, безрассудной попыткой оказалось бы всякое при
тязание «объяснить» здесь, или в каком угодно другом месте, такое отдаленное, лишенное связности, запутанное явление, как это окутанное густыми облаками язычество, представляю
щее собою скорее облачное царство, чем отдаленный конти
нент твердой земли и фактов! Оно уже более не реальность, хо
тя было некогда реальностью. Мы должны понять, что это ка
жущееся царство облаков действительно было некогда
реальностью, не одна только поэтическая аллегория и, во вся
ком случае, не шарлатанство и обман породили его.
12
Люди, говорю я, никогда не верили в праздные песни, ни
когда не рисковали жизнью своей души ради простой аллего
рии. Люди во все времена, и особенно в серьезную первона
чальную эпоху обладали каким-то инстинктом угадывать шар
латанов и питали к ним отвращение.
Оставляя в стороне, как теорию шарлатанства, так и теорию
аллегории, постараемся внимательно и симпатией прислушать
ся к отдаленному, неясному гулу, доходящему к нам от веков
язычества. Не удастся ли нам убедиться, по крайней мере, в том, что в основе их лежит известного рода факт, что и языческие
века не были веками лжи и безумия, но что они на свой собст
венный, хотя и жалкий, лад отличались также правдивостью
и здравомыслием!
Вы помните одну из фантазий Платона о человеке, который
дожил до зрелого возраста в темной пещере, и которого затем
внезапно вывели на открытый воздух посмотреть восход солн
ца. Каково, надо полагать, было его удивление, восторженное
изумление при виде зрелища, ежедневно созерцаемого нами
с полным равнодушием! С открытым, свободным чувством ре
бенка и вместе с тем со зрелым умом возмужалого человека
глядел он на это зрелище, и оно воспламенило его сердце. Он
распознал в нем божественную природу, и душа его поверглась
перед ним в глубоком почитании. Да, таким именно детским
величием отличались первобытные народы. Первый мысли-
тель-язычник среди диких людей, первый человек, начавший
мыслить, представлял собою именно такого возмужалого ре
бенка Платона: простосердечный и открытый, как дитя, но вместе с тем в нем чувствуется уже сила и глубина зрелого
человека. Он не дал еще природе названия, не объединил еще
в одном слове все это бесконечное разнообразие зрительных
впечатлений, звуков, форм, движений, что мы теперь называ
ем общим именем — «вселенная», «природа» или как-либо
иначе и, таким образом, отделываемся от них, одним словом.
Для дикого, глубоко чувствовавшего человека все было еще