Читать «Где ты, бабье лето?» онлайн - страница 185

Закревский объявил повестку, и Зимина прошла к трибуне.

Как можно лучше постаралась она представить облик совхоза, чтобы люди вспомнили, где живут, чтобы пробудилось в них достоинство, уважение к себе.

Хозяйство их из хронически убыточных стало рентабельным, окрепло. («Плодотворней трудится коллектив, возросла его заинтересованность в общественном производстве!») Зимина называла высокие проценты продукции к уровню прошлой пятилетки, производительности труда, реализации молока. Поголовье крупного рогатого скота уже насчитывало три тысячи триста голов. Вот каким сильным представало хозяйство!

— Партия и правительство выдвигают перед нами сложные задачи!

Следовало увеличить производство молока на одиннадцать процентов. Продуктивность на фуражную корову уже поднялась, а также — сдача молока государству. Предусматривалось в будущей пятилетке… — И опять выходил убеждающий процент.

— Программа сложная, но выполнять ее нам, и мы понимаем, что сейчас уже нельзя работать, как вчера. Сегодня важно, чтобы человек творчески относился к делу. Могли же механизаторы Суворова придумать устройство к немецкой жатке, которое поможет убрать закрученные дождями овсы и пшеницу.

Потом говорила, что Центральная усадьба превращается в красивый поселок, с детским комбинатом, почтой, парикмахерской, комбинатом бытового обслуживания. Заканчивалось строительство торгового центра, газификация усадьбы. Собирались строить десятилетку. Появились хорошие дороги. Все это называлось материально-технической базой.

— К Угрюмову прорезали профиль, начали возить туда гравий! — Зимина посмотрела на угрюмовского тракториста. Максим Колчин, собиравшийся после армии сбежать, так и остался в звене Суворова. Очень кудрявый и юный, он выделялся среди мужчин, глядел усмешливо — уж не себе ли отводил роль основателя того дорожного профиля и прочего прогресса? Он ездил сдавать экзамены в институт на заочное отделение и поступил.

И тут она прибавила, что в совхозе двести человек молодые — до тридцати пяти лет, а двести тридцать заочно учатся в техникумах и вузах.

— Считаем их своим будущим! Смотрите, они перед вами! Для них и для всех нас совхоз — дом родимый. Из него и ехать-то никуда не хочется, верно, товарищи? — Она передохнула, подула по привычке, так, что взлетели завитки на лбу. Зал зашевелился, заперешептывался. — Сейчас широким фронтом заготавливаем корма! — Она перечислила, сколько тонн многолетних трав первого укоса, второго, сколько витаминной мучки. Выходило — везде больше плана. — Неплохо, кажется, хозяйничаем в своем доме-то, а? Когда подводили итоги посевной, в конце мая, уверяли, что заготовим на новую зимовку по двадцать центнеров на корову. И работали! Звено Суворова так работало, так работал отряд, убравший клевер за Холстами. Можно, оказывается, не пить, не куролесить, не фардыбачиться. Но есть, есть еще погоня только за выработкой, есть пренебрежение качеством! Посмотрела я недавно картошку, которую сажал Пыркин. Что, друг, не глядишь — стыдно? Опытный механизатор. А не везде производил посадку с удобрениями. Манкировал. Торопился. Думал — пройдет? Не прошло.