Читать «Где ты, бабье лето?» онлайн - страница 153

Ровес-ники, ровес-ники, труба зовет вперед…

Теплый ветер единения раскачивал их, посвистывая тонко, щемяще, прямо до плача. Пели «Катюшу», «Землянку» и «Соловьев». Тихонько, по-своему. Бабы отирали глаза, хотя песни те давно отпели и в свое время поменяли их на другие. Но кто скажет, отчего приходили слезы? Оттого, может, что пели дети, новый, народившийся через много лет после войны народ. Значит, им они тоже говорили что-то?..

Степан Боканов выкатил из-за крыльца чурбаки (готовил, знать, к подъему дома), поставил в ряд. Женщин поманили пересесть на них с лавочки. Алевтина, Нина Свиридова, Катерина, еще кто-то подвинулись к прежним супротивницам. Только Лизавета Пудова мотала головой — не пересядет и петь не будет. («Дед у меня расхворался, иттить надо».) На крыльце готовили магнитофон, черноглазый красивенький мальчик наставлял микрофон в сторону женщин.

Они расселись друг против друга, впервые собираясь петь вместе после ссоры из-за Марии Артемьевны. Дух враждебности, веявшей над деревней, обирал ее, обеднял, и все давно понимали это, потеряв простоту в общении. Тесно сошлись только раз на похоронах и поминках, но там не пели. Теперь посовещались натянуто, прогудел наставительный голос Марфы: «Девки, не забегать!» Раздался чей-то смущенный смешок, и неожиданно сильный гортанный голос Клавдии, странно не смятый возрастом, властно налегая на букву «а», повел протяжно:

Трансва-аль, Трансва-аль, страна-а моя-а, Гори-ишь ты вся-а в огне-е…

И десяток голосов, сильно и растянуто-гортанно подхватили, слились в один так, что качнулись ветки берез!

Горюю я-а по Ро-одине, И жа-аль мне кра-ай родно-ой…

Уходили дети биться за Родину, гибли на горе матери и отцу…

А старший сын — старик седой — Убит был на войне, Он без молитвы и креста Зарыт в сырой земле. А средний сын — девятнадцать лет — Садился на коня; Летела пуля быстрая — Сразила молодца. А младший сын — тринадцать лет — Просился на войну, А я сказал, что нет уж нет, Малютку не возьму. Возьми, возьми, папашенька, С собою на войну, Я жертвую для Родины Младую жизнь свою.

Даже полная драматизма «На старой калужской дороге» («„Стой!“ — крикнул свирепый разбойник и за косу бабу схватил, сорвал с нее синий повойник, взмахнул кистенем и убил») не перебила впечатления.

— Дорогие женщины, на будущий год мы поставим обелиск, проведем митинг, придем к вам с концертом — и вас послушаем! — пообещала Гера.

— Значит, как же… еще приедете? — подала голос вдруг Лизавета Пудова — она так и не ушла, и все обернулись.

Она как-то тряско пожимала полными плечами, посмеивалась, морща нос:

— Я это, вообще… так спрашиваю.

— Придем, а теперь давайте соберем внимание! — Гера указала в сторону крыльца, где что-то возилось, шурстело, шелестело в магнитофоне.

И вдруг оттуда, с крылечка, потек голос Клавдии:

Трансва-аль, Трансва-аль, страна-а моя-а… Горишь ты вся-а в огне-е…