Читать «Вся проза в одном томе» онлайн - страница 135

Юрий Вячеславович Кудряшов

Все встали, держа бокалы. Слово взял Артур Веронян.

— Я армянин, с меня и первый тост, — начал он, по своему обыкновению зычно декламируя каждое слово и энергично жестикулируя. — Сколько знаю тебя, Женя, всё никак не могу понять — откуда ты взялся здесь, в этой стране, в эту эпоху. Ты гигант из каких-то былых времён. Великан из далёкого прошлого, каких теперь больше нет. Потому особенно ощутима будет потеря тебя. Потому особенно щемит сердце мысль, что тебя скоро не станет. Всякий, кто читал труды мыслителей позапрошлого века, а потом нынешних — не мог не почувствовать: даже величайшие из последних уступают первым по уровню интеллекта. Даже лучшие из современных не могут похвастаться таким объёмом знаний, каким обладали их предшественники. Хотя в наши дни эти знания добыть намного проще. Это совсем другой уровень, другое измерение интеллекта, какого давно уже никто не достигал. Оттого так грустно бывает читать тех, старых, забытых, что сегодня уже никто так не может. Никто — кроме Жени.

У меня какие-то противоречивые ощущения от самого́ факта сегодняшней встречи. Что это такое? Где мы все присутствуем? Для чего собрались здесь? Это торжество — или поминки? Хозяин дома хочет, чтобы гости воспринимали это как торжество. Однако повод для этого торжества был — проститься с ним, ибо он скоро умрёт. Как же можем мы торжествовать, если он скоро умрёт? Но как же можем мы справлять поминки по человеку, который вот он, живой, сидит здесь? Нам вообще чокаться или не чокаться? Радоваться или печалиться? Что это за преждевременные похороны? Я знаю: всё, что исходит от этого человека — правильно. Видит Бог, я доверяю ему больше, нежели себе самому. Если он придумал эту встречу, если захотел собрать нас здесь сегодня под таким странным предлогом — значит так надо, так будет лучше. Но я не способен это понять, это не укладывается у меня в голове.

Вот сидит с нами профессор Заточинский. И никто даже не догадывается, чего стоило ему приехать сюда. Ему уже восемьдесят один год. Он плохо слышит, у него проблемы с памятью, он беден и одинок. Но при этом он продолжает работать в консерватории. Потому что не может не работать. Потому что умер бы от тоски, если бы так и сидел дома целыми днями один. Или с соседскими стариками у подъезда на лавочке. Но знает ли кто-нибудь из присутствующих, кроме меня и Жени, что профессор живёт в Наро-Фоминске? Что он два часа добирается оттуда на работу?

Но это ещё не самое страшное. Думаю, даже Женя не знает эту историю. Всеволод Илларионович просил всего один учебный день. Но его давно хотят выжить из консерватории, потому что он у всех там как бельмо на глазу — как и всякий, кто хоть на сантиметр возвышается над посредственностью. Видите ли, не удаётся распределить так его нагрузку, чтобы уложить в один день его несчастных четверых учеников — и ему приходится ездить дважды в неделю. Но мало того: он просил, чтобы эти два дня были подальше друг от друга: понедельник-четверг или вторник-пятница. Но нет же: два дня подряд и никак иначе! Ведь они знают, что это не тот человек, который станет возмущаться, ругаться, пойдёт к ректору жаловаться. Нет, он так и ездит туда два дня подряд на электричке. И эти два дня — пятница и суббота.