| It became clear to him that all the dreadful evil he had been witnessing in prisons and jails and the quiet self-satisfaction of the perpetrators of this evil were the consequences of men trying to do what was impossible; trying to correct evil while being evil themselves; vicious men were trying to correct other vicious men, and thought they could do it by using mechanical means, and the only consequence of all this was that the needs and the cupidity of some men induced them to take up this so-called punishment and correction as a profession, and have themselves become utterly corrupt, and go on unceasingly depraving those whom they torment. | Ему ясно стало теперь, что все то страшное зло, которого он был свидетелем в тюрьмах и острогах, и спокойная самоуверенность тех, которые производили это зло, произошло только оттого, что люди хотели делать невозможное дело: будучи злы, исправлять зло. Порочные люди хотели исправлять порочных людей и думали достигнуть этого механическим путем. Но из всего этого вышло только то, что нуждающиеся и корыстные люди, сделав себе профессию из этого мнимого наказания и исправления людей, сами развратились до последней степени и не переставая развращают и тех, которых мучают. |
| Now he saw clearly what all the terrors he had seen came from, and what ought to be done to put a stop to them. | Теперь ему стало ясно, отчего весь тот ужас, который он видел, и что€ надо делать для того, чтобы уничтожить его. |
| The answer he could not find was the same that Christ gave to Peter. It was that we should forgive always an infinite number of times because there are no men who have not sinned themselves, and therefore none can punish or correct others. | Ответ, которого он не мог найти, был тот самый, который дал Христос Петру: он состоял в том, чтобы прощать всегда, всех, бесконечное число раз прощать, потому что нет таких людей, которые бы сами не были виновны и потому могли бы наказывать или исправлять. |
| "But surely it cannot be so simple," thought Nekhludoff, and yet he saw with certainty, strange as it had seemed at first, that it was not only a theoretical but also a practical solution of the question. | "Да не может быть, чтобы это было так просто", -говорил себе Нехлюдов, а между тем несомненно видел, что, как ни странно это показалось ему сначала, привыкшему к обратному, - что это было несомненное и не только теоретическое, но и самое практическое разрешение вопроса. |
| The usual objection, "What is one to do with the evil doers? Surely not let them go unpunished?" no longer confused him. | Всегдашнее возражение о том, что делать с злодеями, - неужели так и оставить их безнаказанными? - уже не смущало его теперь. |
| This objection might have a meaning if it were proved that punishment lessened crime, or improved the criminal, but when the contrary was proved, and it was evident that it was not in people's power to correct each other, the only reasonable thing to do is to leave off doing the things which are not only useless, but harmful, immoral and cruel. | Возражение это имело бы значение, если бы было доказано, что наказание уменьшает преступления, исправляет преступников; но когда доказано совершенно обратное, и явно, что не во власти одних людей исправлять других, то единственное разумное, что вы можете сделать, это то, чтобы перестать делать то, что не только бесполезно, но вредно и, кроме того, безнравственно и жестоко. |
| For many centuries people who were considered criminals have been tortured. | "Вы несколько столетий казните людей, которых признаете преступниками. |
| Well, and have they ceased to exist? | Что же, перевелись они? |
| No; their numbers have been increased not alone by the criminals corrupted by punishment but also by those lawful criminals, the judges, procureurs, magistrates and jailers, who judge and punish men. | Не перевелись, а количество их только увеличилось и теми преступниками, которые развращаются наказаниями, и еще теми преступниками - судьями, прокурорами, следователями, тюремщиками, которые сидят и наказывают людей". |
