Читать «Внутренняя форма слова» онлайн - страница 152

И вот, всё смешано с небытием. И человек обречен на то, чтобы иметь дело со смесями. Ко всему подмешано небытие. Небытие втекает в человека, который сам смесь бытия и небытия; как [говорит] Августин: не знаю, как назвать нашу жизнь: смертная жизнь или живущая смерть. Нет места для несмешанного в человеке, все смешанное, все причастно небытию.

У человека так же нет шанса «выкроить» в себе что-то несмешанное, как отмыться от грязи в грязи, вы помните это у Гераклита. Он в смешанном потоке и сам смесь. Но вот среди этой неразрешимой смеси человек молчаливо, в «доксе», в поступке принятия-полагания-отдания, которому, молчаливому, соответствует высказывание, делает, выставляет — на свой страх и риск — что-то несмешанное. Потому что «да» не смешано с «нет», «нет» не смешано с «да».

Т.е. ни утверждение, ни отрицание не продиктованы вещами, которые смесь, но именно потому, что вещи в этот момент, в момент речи, не диктуют, человек при помощи речи (внутренней в доксе и произнесенной) решительно высвобождается из потока, ценой риска несоответствия, ошибки, заблуждения (в том числе и того страшного заблуждения, о котором говорит Ницше, т.е. заблуждения целой цивилизации), беря ответственность на себя, среди смеси вводит несмешанное. Принимает. Здесь приоткрывается то, что мы видели с разных сторон, подходили к этому с разных сторон, — что речь, с речи, с утверждения и отрицания, с да и нет начинается ответственное, решительное и свободное поведение, т.е. начинается собственно человек. Речь принадлежит к существу человека. Своим да и нет человек останавливает поток, вернее, выходит из потока на сушу, на основание, твердое, которым и является его поступок принятия. Он не придумывает, не сам «делает» это основание: ведь он говорит «да» или «нет» на каком-то основании, он не просто так их говорит; но и не потому, что их ему продиктовали. Он так истолковал поток, смесь. Опять же: может ошибиться. Даже заведомо ошибется. Но свобода стоит риска. Без риска, без открытой возможности, чтобы было и иначе (а во всякой «доксе», принятии, всегда возможно и иначе, и другой человек, и тот же человек в другое время может принять и иначе) не бывает свободы. Без свободы нет поступка. Без поступка нет исторического человека. История — всегда риск.