Читать «Великий тайфун» онлайн - страница 186

— Нет, — ответила Женя.

— Если лжете, расстреляю, — офицер махнул нагайкой, — не посмотрю, что вы врач Красного Креста.

Гнев охватил Женю, глаза ее крикнули: «Вон отсюда!» Офицер одну секунду стоял, словно пораженный тем, что он прочел в ее взгляде.

— В Хабаровске сдадите красную сволочь и будете обслуживать мой отряд. — Он повернулся и, брякнув шашкой о стенку вагона, захлопнул за собой дверь.

Тут только Женя поняла, что перед ней был атаман Калмыков.

Поезд тронулся. Несколько верховых скакали по обеим сторонам полотна железной дороги, как бы сопровождая поезд.

* * *

Подбоченясь, точно победитель на конных состязаниях, на рыжем коне ехал по Муравьево-Амурской улице города Хабаровска Ванька Калмыков. В руке у него, как символ его веры, болталась нагайка. За ним следовала его банда, с лихо сидевшими на головах фуражками, из-под которых пьяно торчали чубы. На высоких кавалерийских лошадях в желтых кожаных седлах покачивались мелкорослые, как на подбор, горделивые желтолицые самураи с черными подстриженными усами. Праздные толпы городской буржуазии и аристократии — откуда только они взялись! — встречали «освободителей». Нарядные дамы — где они только были до сих пор? — радостно улыбаясь, помахивали обнаженными до локтей холеными руками, украшенными браслетами и перстнями; иные из них подносили букеты из астр самураям, принимавшим цветы с брезгливой улыбкой (враги, пользуясь услугами предателей, презирают их).

Так же, как и во Владивостоке во время мятежа легионеров, простые люди с нескрываемой ненавистью смотрели на врагов и на предателей.

* * *

Ванька Калмыков со своим «штабом» занял помещение Совета, где до революции была канцелярия генерал-губернатора Приамурской области.

Туда-то, к нему в кабинет, калмыковский конвой и привел Женю Уварову. Ванька сидел за письменным столом. Над его головой в раме висел изрубленный шашкой портрет Карла Маркса. В углу, со стены, свешивались разорванные обои. На столе стоял треснутый графин для воды, валялись окурки.

Ванька Калмыков показался Жене более ничтожным за этим большим письменным столом, в этом высоком кожаном кресле, принадлежавшем последнему генерал-губернатору Приамурского края, шталмейстеру двора его императорского величества Гондатти.

— Вы будете служить у меня при отряде, — сказал Ванька, — в этом же санитарном поезде. Согласны?

— Согласна, — ответила Женя.

Быстрое согласие Жени удивило Ваньку.

— А разве вы не большевичка?

— Медицина — дело беспартийное, мы обязаны оказывать помощь всем.

— А почему в поезде вы… больно гневно поглядели на меня?

— Вы позволили себе грубость, а грубости я не терплю.

— Только и всего?

— Только и всего.

Ваньку Калмыкова природа лишила таких человеческих чувств, как сострадание, жалость; ему были чужды такие понятия, как честь и честность, долг и тому подобное; он был жесток и бесчестен; природа дала ему мало ума. Маленький ум его помог Жене говорить ему неправду (врагу не всегда надо говорить правду, и ложь бывает святой). Ванька принимал ложь за правду.