Читать «Великий Моурави 6» онлайн - страница 62
Анна Арнольдовна Антоновская
назойливее овода. Поразмыслив, я нанял
каик и переправился в Скутари. Подымаясь от берега в гору, засаженную платанами
и кипарисами, предался размышлению:
почему платан сажают при рождении правоверного, а кипарис над гробом? Разве это
не придумали византийцы? Войдя на
кладбище, я стал читать надписи, надеясь найти в них совет и поучение. Сильный
запах кипариса способствовал
умиротворению. И так я переходил от одного тюрбэ к другому, от мраморных колонн,
увенчанных вызолоченным или
раскрашенным тюрбаном, к саркофагам с высеченными звездами и полумесяцем. Живые
напоминали о мертвых, но
мертвые паши и везиры не способствовали найти живую мысль. Тогда я обратился к
столбикам с изваянною чалмой и
полуистертыми надписями. Что обнаружил я здесь, кроме главного богатства
подземного царства - молчания? Пустоту
надземного. Лишь слова на обломке мрамора одного капудан-паши: "Он поставил руль
на румб вечности, ветер кончины
сломал мачту его корабля и погрузил его в море благоволения аллаха", - вызвали у
меня мысль, что Сулейман Мудрый был
прав: "Все суета сует". А надписи на скромных надгробных плитах: "Белая голубка
торопливо улетела из гнезда скорби,
чтобы получить место среди гурий рая", или: "На скрижалях судеб значилось, что
Айша, красивейшая из цветов в цветнике
жизни, сорвана со стебля на семнадцатой своей весне", отуманили мое сердце, ибо
печальна на земле жизнь мусульманки.
Под небом Скутари я еще раз сказал себе: "Нет, с помощью справедливости не
причиню зла той, кого полюблю". Разобрав
надпись на камне, под которым покоился певец: "Соловей на одно мгновение пленил
рощу земли, чтобы навек завладеть
травинкой эдема", я, не останавливаясь у хвалебных надписей улемов, отошел к
дальнему углу. Там камни не отражали
возвышенное, простой народ не смел изречениями тревожить глаза знатных прохожих.
Но народ перехитрил самозванных
хозяев земли, и, проходя, каждый правоверный вглядывался в изображение и
восклицал: "Этот шил одежду, - на камне
вырублены ножницы! А этот строил дом, - иначе незачем было его близким высекать
на камне топор. А вот изображение
бритвы, значит владел ею цирюльник. А на этом мраморе весла, значит: "гребец
Босфора наконец доплыл до вечной
пристани!.."
Все это хорошо, подумал я, но ни рощей, ни травинкой, ни топором, ни
эдемом я торговать не буду. И, оставив
царство кипарисов, я поспешил в долину Бюйюкдере, в царство платанов. Слава
аллаху, это не произошло в пятницу, когда
правоверные осаждают богатые фонтаны и приятные, покрытые пышной зеленью,
площадки. И воскресеньем не назывался
этот день, когда сюда стекались гяуры отведать сладость прохлады и насладиться
красотой, созданной аллахом в день
милостыней.
Уже солнце, окунувшись в огонь и кровь, собиралось покинуть ради
ночного покоя небосклон, когда я готов был
предаться отчаянию и возроптать на Мухаммеда, не желающего снизойти до совета
мне. Но тут внезапно глаза мои узрели
теспих - мусульманские четки. Они размеренно двигались в бледно-желтых пальцах.
Машаллах! Смотрю и изумляюсь: