Читать «Великий Моурави 6» онлайн - страница 474

- Войди! Войди, улан, и пусть с тобой войдет жалость аллаха. Где твой

амулет? Если поможет, заплачу столько,

сколько запросишь.

- О ага Мамед! Зачем плата, когда помощь нужна?

Польщенный таким обращением - давно его никто не звал "ага", - палач

еще приветливее пригласил гостя войти в

дом.

Прочитав мысленно молитву, Ибрагим с трепетом переступил порог: "О

Мухаммед! Почему втолкнул в оду

шайтана? Или... о небо, это лавка людоеда! На тахтах драгоценные ковры, весь пол

также устлан коврами. Они освещены

пламенем ада!" Озноб охватил Ибрагима. Стены, обтянутые атласом цвета крови,

сверху донизу были разукрашены

драгоценными изделиями, редкостным оружием, богатой одеждой. Но от всего этого

веяло тлетворным духом. Особенно

бросались в глаза чистенькие азямы, затканные дорогими камнями, шлемы с гордо

высящимися яркими перьями, тяжелые

пояса, обвитые золотом. Костлявыми пальцами смерть стаскивала их со своих

холодеющих жертв. На видном месте сверкал

яхонтами и отборной бирюзой сафьяновый сапог. Под ним сокол - герб сельджуков.

- Видишь, улан, - вздохнул палач, - сердар-и-экрем повелел отрубить

богатому беку только одну ногу. По закону - и

плата с одной ноги. Услади свои глаза блеском сокровищ вот этого угла. Трудно

сосчитать, сколько здесь колец, браслетов,

дорогих украшений. Машаллах! Эта стена только для нарядов пашей, эфенди... А вот

эта - лишь для одежд купцов, ученых...

Вопль из соседней комнаты прервал пояснения палача, он выбежал.

Стараясь не смотреть на страшные трофеи, Ибрагим осторожно присел на

кончик тахты, не решаясь дотронуться до

мутаки или столика с перламутровой серной.

Вернувшись, палач глухо спросил, в чем нужна его помощь.

Ибрагим начал издалека. Он рассказал, как аллах помогает правоверным,

помнящим, что один час правосудия

стоит семидесяти пяти намазов, и что, наверно, аллах милосердный пошлет ага

Мамеду сына.

- О улан! - вскричал ободренный палач. - Да будет твой язык подобен

меду, а ноги подобны крыльям ангелов!

Двадцать жен и тридцать наложниц я переменил, и ни одна не родила мне даже

кошку. И вот я взял молодую дочь бедного

крестьянина, заплатил за нее мешок пиастров и тюк ковров, одарил ее обжорливых

родственников, кричавших, что пусть

она лучше умрет, чем станет женой палача. Прошли двенадцать лун, потом еще

двенадцать, я запасся терпением, ибо она,

как Дильрукеш-ханым, очень красива и нежна, эта жена. Она носит одежды и

драгоценности, только купленные в лавках.

Она не входит в оды, а их у меня еще три, подобно этой заваленных богатством,

мною добытым секирой и шнурком из

змеиной кожи. Видно, правда аллах воздал ей, ибо прошло еще десять лун, и она...

- Прислушиваясь, палач жалобно

простонал: - О улан! Третий день мой дом оглашается воплями... Трудно сердцу

вытерпеть столько. Помоги!

- Клянусь Меккой, - заверил страждущего палача Ибрагим, вспомнив, как

мать не раз говорила ему, что женщины,

как бы ни мучались, на третий день приносят миру новую душу, - твоя жена скоро