Читать «Великий Моурави 4» онлайн - страница 60
Анна Арнольдовна Антоновская
волокли их отборные лошади, поблескивая черным серебром. От тяжелых колес несло
сладко дегтем, пахучим маслом, отнюдь не лампадным.
- Огненный бой! - задохнулся от восторга Гиви. - Вот для шаха Аббаса
закуска.
- Только для шаха Аббаса, "льва Ирана", - усмехнулся Дато. - А для
султана, "средоточия вселенной", что? Рахат-лукум?
Толмач горделиво пояснил:
- На Пушечном дворе сии пушки отливают с "дельфинами, цапфами и тарелью".
- С "дельфинами"? - просиял Гиви.
Широко шагали пушкари, с густыми бородами "лопатой", лихо заломив шапки,
в форменных, обшитых галунами кафтанах, придерживая на ходу сабли. И пели:
Как на Пушечном
дворе,
В стольном граде
при царе,
От зари
и до зари
Пушки ладят
пушкари.
Пушки ладные!
Осадные.
Для приступа,
Грей с выступа!
Две "касатки",
"бури" три,
Хоть за "ушки"
их бери,
Как невесты
хороши.
За душою
не гроши -
Ядра горками,
станут горькими
горючие,
гремучие!
На Кузнецкой
на горе
Смерть в литейной
кожуре,
"Бей неправых!
Не дури" -
Наставляют
пушкари.
Пушки дороги,
схлынут вороги,
словно вороны,
в разны стороны.
Ревниво глядя на огненный бой, "барсы" вновь утвердились в непреклонном
решении добыть в Москве любой ценой орудия, смерчу равные. Боярин Юрий
Хворостинин, может, и расчетлив, но надо убедить, чтоб не отступал от русийской
пословицы: семь пушек от себя отрежь, а единоверцам отмерь.
На первой прогулке Дато и Гиви, обогнув Кремль, вслед за толмачом вышли
на Волоцкую улицу. Подивились "решетке", что замыкала на ночь улицу, а по левой
стороне оной вольготно тянулся женский Никитский монастырь: кельи, собор,
колокольня.
- Для чего "решетка", - недоумевал Гиви, - если монахинь все равно с
колокольни видно?
- Полезешь на колокольню, фонарь не забудь взять, - заботливо посоветовал
Дато.
Переговариваясь, вскоре вошли в Елисеевский переулок. Толмач подвел
друзей к деревянной церкви святого Елисея, воздвигнутой в память встречи
патриарха Филарета с царем Михаилом, государем-сыном. А цель у патриарха была
особая: напрочь очиститься от соблазнительных видений польского плена,
ясновельможных панночек, щеголявших в ментиках и сапожках, точь-в-точь как
Марина Мнишек и подобные ей, жене самозванца, ведьмы.
Жарко разгоняли полумглу свечи, как подобало, тонкие и толстые, перед
иконой "Неувядаемый цвет". Пригляделись. Перед ликом богоматери застыли в
мраморной неподвижности двое: молодец, ладно скроенный, и по его правую руку
женка, видно, его, ладная, хоть не высокая, да гибкая, чертами под стать
гречанке. Толмач приветливо им кивнул.
- Во здравии? Ну, добро, Михаил и Татиана. А грузинам шепотом поведал,