Читать «Великий Моурави 4» онлайн - страница 107
Анна Арнольдовна Антоновская
Золотую палату.
"Велик шах Аббас!" - восхитился Булат бек, надменно выпрямился и мельком
взглянул в окно. Перед крыльцом нетерпеливо били копытами горячие кони под
разноцветными седлами и в богатом уборе. Поодаль стояли кареты, обитые бархатом,
видно, из царских конюшен. Мысли Булат-бека о веревке мгновенно испарились...
Бек упивался почетом. Посольский поезд остановился вблизи Красного
крыльца. Под приветственные возгласы низших чинов в "чистом платье" проследовал
он, рядом с красноволосым Рустам-беком, в Золотую, подписную, палату. Пожаловал
их царь большой встречей, на лестнице и в переходах блистали золотым нарядом
приказные люди и гости. Не пропуская ни одного знака внимания, зорко следил
Булат-бек за ковчежцем, который словно плыл по расписным сеням, высоко поднятый
смуглолицыми мазандеранцами.
Впрочем, не менее зорко встретили ковчежец бояре и окольничие, готовые
скинуть золотые шубы и горлатные шапки, чтобы налегке броситься к басурманскому
сундуку и тотчас освободить великую святыню. Но чин и обряд удерживали их на
скамьях, и лишь из-под седых, и как пламя рыжих, и как смоль черных бровей
сыпались искры нетерпения.
Боярская дума ставила новую веху на пути Московии к Ирану. Сознавали это
стольники: стоящий справа от трона князь Иван Одоевский впервые примирительно
взирал на кизилбашей, а князь Матвей Прозоровский впервые доброжелательно слушал
послов Персиды. Слева от трона князь Семен Прозоровский впервые одобрил привычку
иранцев красить волосы красной краской, а князь Михаил Гагарин не поморщился при
виде их оранжевых ногтей.
Царь Михаил Федорович милостиво, вздымая скипетр, а патриарх Филарет
беззлобно, опираясь на белый посох, взирали на послов. В знак расположения к
шаху Аббасу царь был в наряде "Большия казны", а патриарх облачился в бархатную
зеленую мантию с "высокими травами и с золотыми и серебряными источниками", как
бы подчеркивающую мягкость приема персиян.
Почтительно наклонив тюрбан, Булат-бек в витиеватых выражениях высказал
тысячу и одно пожелание властелина персидских и ширванских земель. Закончив
обряд поклона, бек подал условный знак.
Выступили вперед шесть мазандеранцев и передали ковчежец Рустам-беку.
Залюбовались бояре, восхитились окольничие.
Ковчежец горел вправленными в него в Исфахане рубинами, красными
яхонтами, бирюзой. Шах не пожалел редкостных камней, поражающих величиной и
приковывающих взоры. На это и рассчитывал "лев Ирана", как опытный охотник
ослепительным сверканием отвлекая орла Русии от долин Грузии, которые собирался
вскоре покорить огнем и мечом.
Воцарилось молчание, подчеркивающее торжественность и величие минуты,
перенесшей бояр через шестнадцать столетий и двадцать четыре года к подножию
горы Голгофы.
Неподвижно, с лицом непроницаемым, сидел Филарет, лишь едва вздрагивала
лежащая на посохе рука, почему и знали бояре, что обдумывает патриарх какую-то
осенившую его догадку.
Настроение патриарха Рустам-бек истолковал как поворот каравана судьбы в