Читать «Великая Российская революция: от Февраля к Октябрю 1917 года» онлайн - страница 222

У Корнилова были основания сердиться на Савинкова и Филоненко и потому, что они серьезно изменили направление военных реформ, предусмотренных в «его докладе». Он дал проглядеть текст, предложенный Савинковым, Плющевскому-Плющику, и тот остался недоволен: «Савинковский проект по внешности очень похож на наш, но там, где мы стараемся поднять власть начальников, в его варианте все усилия направлены к поднятию авторитета комитетов и комиссаров. Местами прямо в нашей фразе вместо слова «начальник» ставилось слово «комиссар» и т.д., что, конечно, сводило на нет идею проекта, нами разработанного, что я здесь уже и высказал. Савинков почти молчал, а Филоненко много и взволнованно доказывал, что это только первый шаг и что далее мы пойдем вместе. Все усилия и Савинкова, и Филоненко были направлены к тому, чтобы Корнилов подписал проект, что тот и сделал, но, по-видимому, не очень охотно»^.

По прибытии генерала в Петроград 10 августа Корнилов наряду с Савинковым и Филоненко подписал записку и собирался презентовать ее правительству^.

Однако Керенский не был ознакомлен с содержанием документа и отказался проводить официальное заседание. Доклад Корнилова был выслушан узким кругом в составе Керенского, Некрасова и Терещенко. Они не поддержали идеи Корнилова и его соавторов. Плющевский-Плющик, присутствовавший на совещании 10 августа, рассказывал, что против нее высказывались все министры, особенно против ее невоенной части^.

Керенский писал об обсуждении появившихся в записке пунктов о тыле и железных дорогах: «Оба эти пункта очень напоминали произведения щедринского чиновника... Я хорошо помню, как Некрасов и Терещенко с великой осторожностью к чувствам генерала старались спустить его на землю, урезонить его... пытались разъяснить ему, что все предложенные им меры о возрождении тыла - милитаризация железных дорог и заводов - уже выдвигались министрами старого режима и уже тогда были отвергнуты не только общественным мнением, но и официальными экспертами; что невозможно, например, приговорить инженера к смерти за какую-нибудь техническую ошибку или привязать рабочих к заводам под угрозой репрессивных мер и т.д.»^.

Увы, Керенский ошибался. Можно приговорить и можно привязать. Предложения Савинкова-Корнилова предвосхитили практику коммунистического, особенно сталинского, режима. Такие меры стали возможными только после начала широкомасштабной Гражданской войны на уничтожение. Но в одном Керенский был совершенно прав - это было бы невозможно сделать в обстановке 1917 г. и в интересах непопулярной войны. «На самом деле если бы кто-нибудь желал свержения Корнилова на Московском совещании, то было бы необходимо, чтобы он публично зачитал рапорт, и особенно два пункта, касающиеся фабрик и путей сообщения. Тогда все разом бы и закончилось»^{. Но Керенский имел виды на Корнилова и уговорил его не оглашать эти планы. Генерал же «был убежден, что Временное правительство по той или иной причине не хочет, чтобы вся Россия узнала о его новой программе спасения страны».}