Читать «Великая Российская революция: от Февраля к Октябрю 1917 года» онлайн - страница 220

Александр Владленович Шубин

Еще под впечатлением совещания 16 июля генерал Ю. Н. Плю-щевский-Плющик, и.о. 2-го генерала-квартирмейстера Ставки, решил обобщить требования генералитета. 23 июля он подал начальнику штаба Главковерха А. С. Лукомскому доклад о мерах по укреплению боеспособности армии. Лукомский предоставил этот доклад Корнилову, и тот вернул записку к Плющевскому-Плющику со своими замечаниями и указанием подготовить доклад для Временного правительства. К началу августа «доклад Корнилова» был готов.

Основная идея Плющевского-Плющика заключалась в укреплении дисциплинарной власти начальника и ограничении полномочий комитетов и комиссаров. Помимо чисто военной стороны рассматривалась и политическая, ибо эти меры должны проводиться «если не одним диктатором», то людьми «мощной воли». Корнилов внес в доклад карательные акценты.

3 августа Корнилов прибыл с докладом на заседание Временного правительства. Меморандум был написан в таких выражениях, что его оглашение хотя бы в правительстве, по мнению Керенского, вызвало бы скандал, и «стало бы невозможным оставить Корнилова главнокомандующим». Катков считает, что предложенные Корниловым меры, в том числе введение смертной казни не только за чисто уголовные преступления, но и за пропаганду, «прекратили бы деятельность большевиков». Наивность таких надежд подтвердил опыт Гражданской войны, когда Корнилов, Деникин и другие былые офицеры уже не сдерживали себя в применении террора против левой агитации, а все равно не сумели победить.

Савинков уговорил Корнилова выступить лишь по чисто военным вопросам и не выносить доклад на заседание правительства, а доработать и согласовать его в военном ведомстве, где готовился собственный более комплексный проект.

Во время этой встречи Керенский употребил привычную для себя фигуру речи: «Что ж, допустим, я уйду, каков будет исход?» Он имел в виду, что уходить ни в коем случае нельзя. Но генерал понял премьера с солдатской прямотой, будто Керенский «поинтересовался мнением генерала Корнилова, что следует ли ему далее оставаться руководителем государства». Корнилов ответил, что другого главу Временного правительства он себе не представляет, но про себя решил, что Керенский не просто рисуется, айв действительности обдумывает возможность своего ухода, передачи власти. Кому? Уж не Корнилову ли? Почему бы нет? По утверждению Керенского, 3 августа Корнилов в беседе с ним говорил о военной диктатуре как о реальной возможности.

Еще один эпизод этого заседания Временного правительства укрепил Корнилова в мысли, что кабинет министров в существующем виде не годится. Когда главнокомандующий стал излагать военную ситуацию в многочисленных деталях, Керенский просил в них не вдаваться. Савинков потом объяснил Корнилову, что Керенский прервал его не из неуважения к генералу, а из опасений, что информация может утечь к врагу предположительно через Чернова. Подтвердить свои обвинения публично Савинков не мог, так как всего неделю назад обвинения против лидера эсеров были официально опровергнуты. Поэтому в своих более поздних показаниях Савинков дал другое объяснение своим намекам Корнилову: «Я, разумеется, не имел в виду обвинять кого-либо из министров в сношениях с противником, но я знал, что некоторые члены Временного правительства находятся в постоянном и товарищеском общении с членами Исполнительного комитета Совета рабочих и солдатских депутатов, среди коих, по сведениям контрразведки, имелись лица, заподозренные в сношениях с противником». Не очень убедительно, если учесть круг случайного общения самого генерала и правых политиков.