Читать «Великая ложь. Теория любви: мифы и реальность.» онлайн - страница 47

Первоначально, в доклассовом обществе, «мужчина был связан с детьми не непосредственно, а только через жену. Он был обязан участвовать в содержании детей только потому, что был мужем их матери. Понятие «отец» совпадало с понятием «муж матери».

Когда мужчина стал единственным иждивителем, положение изменилось. Его иждивенческие отношения к детям приобрели прямой, непосредственный характер. Что же касается отношений наследования, то они иного характера, кроме прямого, в обществе классовом иметь и не могли. Эти прямые связи отца с детьми требовали наглядного и понятного обоснования. И оно было найдено — в биологическом отцовстве. Общественные по своей природе отношения иждивения и наследования были осознаны как производные от биологической связи между отцом и детьми. Биологическое отцовство ... выступило в качестве основания социального отцовства.

Результатом был взгляд на социальное и биологическое отцовство как на явления, полностью тождественные».

Уверенность в достоверности своего биологического отцовства «могла быть удовлетворена лишь при условии исключения возможности вступления женщин в половые отношения с каким-либо другим мужчиной кроме мужа, причем не только после, но и до замужества. Отсюда требование к женщине не только быть верной мужу, но сохранять девственность до вступления в брак. Во всех сколько-нибудь развитых классовых обществах потеря девушкой целомудрия считалась величайшим позором, а измена мужу рассматривалась не только как нарушение норм морали, но как преступление, влекущее за собой суровое наказание. На ранних стадиях развития классового общества муж нередко имел законное право убить жену, уличенную в измене, не говоря уж о других мерах наказания…

Во многих обществах отец имел право наказать дочь, опозорившую его имя вступлением в добрачную связь. Строжайший запрет девушке вступать в половые отношения был связан не только с тем, что это могло лишить ее родителей перспективы выдать ее замуж. Результатом внебрачной связи мог быть ребенок. И у этого ребенка не было места в существующей системе отношений. У него не было законного иждивителя. Мать в такой роли выступить не могла, а социального отца он не имел».

Моногамия, как разъяснял еще Ф.Энгельс, «отнюдь не была плодом индивидуальной половой любви, с которой она не имела абсолютно ничего общего».

«Существование в классовом обществе строжайшего запрета женщинам вступать в половые отношения вне брака было объективной необходимостью». «Что же касается мужчин, то их позиция была крайне противоречивой. Каждый мужчина, который был мужем и имел дочерей, конечно, хотел, чтобы другие мужчины соблюдали эту норму, но для него самого следование этой норме не всегда было желательным. Что же касается неженатых мужчин, то они вовсе не были заинтересованы в соблюдении этой нормы. В результате в классовом обществе запрет половых отношений вне брака, когда он существовал, имел реальную силу по отношению лишь к женщинам, но не к мужчинам».