Читать «В тени сгоревшего кипариса» онлайн - страница 144

Не все чужеземцы тешат похоть, измываясь над беспомощным женским телом, – их пришло много, больше двух десятков. Те, что измывались над свекровью, сейчас щиплют кур, свежуют коз, волокут из погреба сыры и кувшины с вином. Одному из этих, в серой одежде, что-то понадобилось в сарае, он пинком отбрасывает с дороги ошалевшую бабу.

Она опрокидывается на бок, потом медленно ползет до стены и корчится возле нее, снова таращится куда-то невидящими глазами.

Темнеет. Во дворе вкусно пахнет жареным мясом. Из дома выволакивают тело невестки, бросают к трупу мужа. В доме зажгли лампу, раздаются песни на чужом языке – грубые, похожие на собачий лай. О замерших в темном закутке остатках человека просто забыли. Когда веселье начинает стихать, она собирается и пробирается в сарай, широко расставляя истерзанные ноги.

Храбрый завоеватель Эллады мочился на собачий труп, когда острый конец серпа обрушился сзади-справа и перерубил ему гортань. Гефрайтер хрипит, булькает, заваливается вперед, по булыжникам двора струится арийская кровь.

Она всегда была сильной. Не красавицей, нет. Красавицей не была, а силы хватало. Смогла в одиночку подкатить к двери дома двуколку с сухими кукурузными стеблями.

В горных домах маленькие окна – чтобы зимой не так задувал холодный ветер.

Под пеплом в кострище остались жаркие угли – берет голыми руками, не обжигаясь. Или просто не чувствует боли? Раздувает пламя и принимается охапками носить к дому солому и все дерево, какое только можно найти – остатки дров, старые колеса, поильную колоду, лопату, прочий инструмент. В нее стреляют из окна – это выбраться через такой проем нельзя, выстрелить можно. Пуля попадает в живот, но она все равно доносит до дома и кладет в огонь охапку старых виноградных лоз. Потом падает и больше не поднимается. В охваченном огнем доме кричат – совсем не так, как кричали за несколько часов до того.

Перед тем как умереть, она все-таки натягивает на бедра остаток драной юбки. Пусть не была никогда красавицей, женщиной она осталась до самой смерти.

* * *

Когда небо падает на землю, сначала дрожит воздух. Он давит на мозг, кажется – нарастающий звук слышишь не ушами, всем телом. Но человек все равно зажимает ладонями ушные раковины. Хоть помогает слабо, подавить рефлекс почти невозможно. Звук, в котором сливаются шорох, вой и свист, обрывается тяжким ударом, от которого вздрагивает земля. Потом снова толчки, слабее, но дольше. Грохот разрыва, кажущийся тягуче-долгим, растянутым, приходит позже.

Если толчок и грохот накатывают практически одновременно, сразу за ними приходит ударная волна, по барабанным перепонкам бьет визг разлетающихся осколков и выбитого взрывом щебня. Не дай Бог услышать такое, находясь вне укрытия, – девять шансов из десяти, что больше не услышишь ничего. В окопе чуть легче, по крайней мере, шанс уцелеть значительно возрастает. В блиндаже или лучше того – доте можешь позволить себе мысли на отвлеченные темы – каким калибром лупят на этот раз, сколько стволов, как долго будет продолжаться обстрел. А если разом стреляют десятки, сотни стволов калибром от ста пяти до трехсот пятидесяти пяти миллиметров и этот ужас длится больше получаса, психика просто не выдерживает. Укрепления тоже. Немецкие генералы наконец нашли применение своей и захваченной у чехов, поляков и французов осадной артиллерии.