Читать «В тени сгоревшего кипариса» онлайн - страница 145

Когда канонада замолкает, хочется кричать от невыносимой тишины, которая так же мучительна для слуха, как стоявший до нее грохот. По растертым в щебень склонам, на которых не то что травы – лишайника не осталось, карабкаются цепи немецкой пехоты. Совершенно бесшумно, будто шеренги призраков. Не хрустит под сапогами каменное крошево, не лязгают карабины и амуниция. Но с места, где даже по теории вероятности не могло уцелеть ничего живого, по ним стреляют выжившие защитники. Не слыша звука собственных выстрелов, передергивают затворы, выпускают пулю за пулей по лезущим снизу фигуркам. Нет, не призраки – фигурки корчатся, падают, катятся вниз, теряют оружие и каски. Откуда-то с фланга выдает длинную очередь бессмертный пулеметчик – сто, тысячу раз разорванный на клочки вместе со своей тарахтелкой. Но нет, строчит, жив, чудило драгоценное! Откатываются враги, тащат раненых, бросают убитых. Скрываются, прикрываясь смрадным дымом химических шашек, и через полчаса сквозь дрожь контуженого воздуха небо в очередной раз падает на перевалы.

Под грохот разрывов к позициям подтягиваются греческие подкрепления. Как только стихает обстрел, они бросаются вперед – заменить собой тех, кто больше не способен стрелять. Это срабатывает раз, другой. А на третий вместо атаки на перевал без перерыва обрушивается внеочередной артналет, который не прекращается, а переносится в глубь обороны – теперь снаряды рвутся на путях подхода греческих подкреплений.

В этот раз серые цепи не отступают – прорываются сквозь огонь переживших обстрел защитников, сквозь огонь греческих пушек и минометов. Кувыркаясь, летят в норы обороняющихся гранаты на длинных ручках, плещут из сопел чадные струи огнеметных выбросов. Оставив на склонах положенное статистикой количество раненых и убитых, гитлеровцы врываются на перевал.

Волнами проходят на север британские и советские бомбардировщики, прорываются сквозь зенитный огонь и атаки истребителей, вываливают на позиции немецкой артиллерии тонны бомб, заставляют на время ослабить огонь, машинами и жизнями экипажей оплачивают столь необходимую пехотинцам передышку. Но самолеты уходят на аэродромы, и снова стонет расталкиваемый снарядами воздух.

Медленно, склон за склоном, перевал за перевалом, но ежедневно, без перерывов шагреневой кожей сжимается территория свободной Греции.

Ночная тревога врывается в жизнь заполошной трелью телефонного аппарата. Эбонитовый ящик заходится в истерике до тех пор, пока спохватившийся дежурный не поднимает трубку, роняя в микрофон дежурное сообщение о том, что он на связи. Потом – топот ботинок посыльных, хриплые выкрики, бегущий к штабу командир. Когда Котовский опускает трубку на рычаги аппарата, бардак прекращается – командирская воля останавливает броуновское движение всполошившегося человеческого муравейника, наполняет его целью, смыслом и задает направление. Четкие команды сметают поднявшийся было гам, успокаивают и подгоняют.