Читать «Берег Палешки» онлайн - страница 3

Вправо от волостного исполкома тянется прогон: с одной стороны – гумна, спускающиеся к Палешке, с другой – бывшие сафоновские конюшни и склады, в которых теперь ветеринарный пункт. А в конце прогона – напротив кладбища – нардом, – бывшая сафоновская мастерская.

Палеху посчастливилось: не всякое село имеет такой просторный, такой светлый и оборудованный нардом. Пятьюдесятью высокими окнами нардом обращен на все стороны света. Сюда, в высокий и уместительный зрительный зал каждый вечер собираются палешане: послушать радиопередачу. Почтовик Иван Никитич приходит раньше всех. Он старательно копается в «Рекорде», ища по эфиру нужные волны, а по окончании передачи бережно прячет свое детище в приделанный к стене сосновый ящик. Здесь устраиваются собрания, лекции, вечеринки. Веселые палешанки выделывают тут свои расфуфыренные кадрили. И, в конце концов, весело смотрит на них этот странный для Палеха лозунг, висящий над сценой:

Сплоченность железных батальонов пролетариата – залог нашего успеха.

Библиотекой-читальней при нардоме заведует мечтатель и поклонник Фета – Сергей Митрич Корин, бывший иконописец, трудолюбивый вдовец, сам доящий корову и занимающийся стряпней. А за всеми комнатами присматривает добродушный комендант Федя, который, выпивши, имеет привычку заикаться.

В распахнутые окна нардома влетает предостерегающий шопот кладбищенских берез. Кладбище – это единственное издание стихов Бедного Гения: на крестах можно встретить его эпитафии. Вот могилка мальчика, умершего от того, что проглоченная горошинка попала ему в дыхательные пути. В длинной, пронумерованной по строфам, эпитафии сказано по этому случаю: «горошинкой смерть подкатилась». В другой эпитафии загадочно говорится про кого-то: «ты тайны смертной стал евнух». А вот поэт скорбит о смерти школьной работницы, которая «детей крестьян учила, тянула к свету их из тьмы» и за все получила в награду «удел могильной глубины». Эта эпитафия кончается просветленно-грустными стихами:

Так спи же, труженица, с миромТы здесь в могильной тишине.Здесь шум берез, подобно лирам,Петь будет гимн о вечном сне.

Тут и свежая могилка самого поэта – без креста и без эпитафии. Только истлевает венок из лапника. Балденков завещал похоронить его, как коммунара, потому что, – говорил он в своем завещании: –

Мне сверхъестественное чуждо,А идолов я сам писал.

В думах о маленькой судьбе великого человека, я совсем не заметил, как очутился на берегу Палешки. Мне хорошо знакома бодрящая прохлада ее красноватой ольховой воды. Палешка прихотливо извивается по селу и по-за селом, образуя спокойные уемистые бочажки – места для купанья.