Читать «Артамошка Лузин. Албазинская крепость» онлайн - страница 263

Боже милостивый, дряхлеющие руки, слабеющие глаза виновники упущения. Помощник наш безотказный Николка Лопухов подает клочок пергамента, на нем торопливые строчки, приметные и горестные. Грешно умолчать о китайской жонке, долготерпеливой мученице. На ранних листах были сделаны пометы о ее жестокой судьбе. Добавим: ежели китаец — раб богдыхана, раб вельможного чиновника, раб богатого купца, то жонка раба всех, к тому же раба мужа и варварского обычая, столь бесчеловечного, что нет и не бывало его ни у каких народов. Это строго соблюдаемый обычай зашивания ног младенца-девочки в колодки из буйволовой кожи, дабы иметь в зрелые годы красивую крошечную ножку. Злая красота! В Китае пышно ее именуют — ножка лилия. Наши пометы о китайских жонках покажут добрым людям, как вредоносно пышное и цветистое возвеличивание того, что супротив человеческого разума.

Вкрапим между строк нашего писания (пергамент потерпит), что варварский обычай зашивания ног бледнеет и теряется, как утренний туман перед другим бесовским обычаем китайцев — выдачи замуж молодки за мертвеца. Богатые и высоко чиновные могут купить у бедняка его дочь. Ее и выдают замуж за их любимого, но уже покойного сына. Выданная за мертвеца несчастная становится его женой и навсегда остается в доме родителей покойного. Она раба бессловесная, выполнительница воли родителей мертвого, она лишена всех своих желаний и помыслов; она не токмо не вольна выйти замуж за другого, на всю жизнь перед ней запреты, ей не дано выйти из дома без родителей, упаси бог взглянуть на молодого мужчину…

Всякое дело имеет конец, также и наши писания. И что помечено бегло, либо потеряно, либо позабыто по немощи нашей, то завещаем спрашивать у мужа светлоумного, сына нашего нареченного Николая Лопухова.

По воле творца вселенной и люди и твари земные счастливы: им даровано бессмертие. Ничто не умирает на земле, а лишь меняет свое обличив. Старое, уходя, с надеждой и упованием взирает на молодое, и сие бесконечное кружение обессмертило все живущее под небесами.

Руки слабеют, перо выпадает, а печали на челе нашем нет и не будет. Всему свой час, в душу заглядывает луч весенний — перо переходит в надежные руки, юные и крепкие. На месте упавшего от времени дерева, из-под трухлявого пня уже выбились сильные побеги и тянутся они к небу.

…Всему всевышний начертал пределы, здесь и кончаем пометы о хождении нашем через всю Русь в Серединное царство китайцев. Старец, шатаясь, пошел и лег на лежанку. Николай Лопухов накрыл его одеялом, тихо вышел. Не лежится старцу, душе беспокойной, поднялся и сел за стол. Едва вывел первую строчку, шумно вздохнул, кликнул Николая Лопухова:

— Сыне, раствори оконце, дай оглядеть небеса божие.

За оконцем густая синь, по ней россыпь звезд, их множество, для счета их пределов не дано, но у каждой свой лик… Гляди на небо, притаив дыхание, и ты увидишь, как, весело мерцая, одна звезда потемнела — смерть ее настигла; другая вспыхнула светом лучезарным, и так по всему звездному безбрежью… Луны серебряный глаз смотрит на землю и видит все мирские дела. Кто-то выходит из темной дубравы с кистенем в руках — разбойник; кто-то плачет возле дверей убогой избушки — сиротинка всеми забытая; кто-то едет в расписной карете, толстый, важный, распахнув соболью шубу, с ним девицы разнаряженные, брови черненные, губы пунцовые — дородный вельможа гуляет-потешается. А вон тот чей далекий огонек? Кто сидит за оконцем, сгорбившись над толстенной книгой — звездочет, премудрая голова.