| At one time, reading Schopenhauer, he put in place of his will the word _love_, and for a couple of days this new philosophy charmed him, till he removed a little away from it. But then, when he turned from life itself to glance at it again, it fell away too, and proved to be the same muslin garment with no warmth in it. | Одно время, читая Шопенгауера, он подставил на место его воли -- любовь, и эта новая философия дня на два, пока он не отстранился от нее, утешала его; но она точно так же завалилась, когда он потом из жизни взглянул на нее, и оказалась кисейною, негреющею одеждой. |
| His brother Sergey Ivanovitch advised him to read the theological works of Homiakov. | Брат Сергей Иванович посоветовал ему прочесть богословские сочинения Хомякова. |
| Levin read the second volume of Homiakov's works, and in spite of the elegant, epigrammatic, argumentative style which at first repelled him, he was impressed by the doctrine of the church he found in them. | Левин прочел второй том сочинений Хомякова и, несмотря на оттолкнувший его сначала полемический, элегантный и остроумный тон, был поражен в них учением о церкви. |
| He was struck at first by the idea that the apprehension of divine truths had not been vouchsafed to man, but to a corporation of men bound together by love--to the church. | Его поразила сначала мысль о том, что постижение божественных истин не дано человеку, но дано совокупности людей, соединенных любовью, -- церкви. |
| What delighted him was the thought how much easier it was to believe in a still existing living church, embracing all the beliefs of men, and having God at its head, and therefore holy and infallible, and from it to accept the faith in God, in the creation, the fall, the redemption, than to begin with God, a mysterious, far-away God, the creation, etc. | Его обрадовала мысль о том, как легче было поверить в существующую, теперь живущую церковь, составляющую все верование людей, имеющую во главе бога и потому святую и непогрешимую, от нее уже принять верования в бога, в творение, в падение, в искупление, чем начинать с бога, далекого, таинственного бога, творения и т. д. |
| But afterwards, on reading a Catholic writer's history of the church, and then a Greek orthodox writer's history of the church, and seeing that the two churches, in their very conception infallible, each deny the authority of the other, Homiakov's doctrine of the church lost all its charm for him, and this edifice crumbled into dust like the philosophers' edifices. | Но, прочтя потом историю церкви католического писателя и историю церкви православного писателя и увидав, что обе церкви, непогрешимые по сущности своей, отрицают одна другую, он разочаровался и в хомяковском учении о церкви, и это здание рассыпалось таким же прахом, как и философские постройки. |
| All that spring he was not himself, and went through fearful moments of horror. | Всю эту весну он был не свой человек и пережил ужасные минуты. |
| "Without knowing what I am and why I am here, life's impossible; and that I can't know, and so I can't live," Levin said to himself. | "Без знания того, что я такое и зачем я здесь, нельзя жить. А знать я этого не могу, следовательно нельзя жить", -- говорил себе Левин. |
| "In infinite time, in infinite matter, in infinite space, is formed a bubble-organism, and that bubble lasts a while and bursts, and that bubble is Me." | "В бесконечном времени, в бесконечности материи, в бесконечном пространстве выделяется пузырек-организм, и пузырек этот подержится и лопнет, и пузырек этот -- я". |
| It was an agonizing error, but it was the sole logical result of ages of human thought in that direction. | Это была мучительная неправда, но это был единственный, последний результат вековых трудов мысли человеческой в этом направлении. |
| This was the ultimate belief on which all the systems elaborated by human thought in almost all their ramifications rested. | Это было то последнее верование, на котором строились все, во всех отраслях, изыскания человеческой мысли. |
