| So they were certain now that he had departed to get more; there were several who even anticipated in believing (and even in saying aloud, now that he was not present) what Sutpen's future and then unborn sister-in-law was to tell Quentin almost eighty years later: that he had found some unique and practical way of hiding loot and that he had returned to the cache to replenish his pockets, even if he had not actually ridden with the two pistols back to the River and the steamboats full of gamblers and cotton and slave-dealers to replenish the cache. | Поэтому теперь все были убеждены, что он отправился за другими; несколько человек в своей уверенности даже опередили (и даже произнесли это вслух, ведь его тут не было) будущую, тогда еще не родившуюся на свет свояченицу Сатпена, которая почти восемьдесят лет спустя скажет Квентину, что он нашел какой-то единственный в своем роде надежный способ прятать добычу и вернулся к своему тайнику наполнить карманы, а скорее всего попросту отправился с пистолетами обратно к Реке, к пароходам, набитым картежниками, а также торговцами рабами и хлопком, чтобы пополнить этот тайник. |
| At least some of them were telling one another that when two months later he returned, again without warning and accompanied this time by the covered wagon with a Negro driving it and on the seat with the Negro a small, alertly resigned man with a grim, harried Latin face, in a frock coat and a flowered waistcoat and a hat which would have created no furore on a Paris boulevard, all of which he was to wear constantly for the next two years-the somberly theatric clothing and the expression of fatalistic and amazed determination-while his white client and the Negro crew which he was to advise though not direct went stark naked save for a coating of dried mud. | По крайней мере именно это некоторые и рассказывали друг другу, когда два месяца спустя он возвратился - опять без всякого предупреждения, - причем на сей раз его сопровождал крытый фургон, которым правил кучер-негр, а рядом с негром сидел маленький человечек с выражением настороженной покорности судьбе на угрюмом изможденном романском лице, облаченный в сюртук, в цветастый жилет и в шляпе, которая была бы уместной разве что на парижских бульварах, и все это - мрачный театральный наряд и выражение фаталистической и изумленной решимости - он будет неизменно сохранять два последующих года, между тем как и его белый клиент и негритянская команда, которой он будет отдавать приказания, да и то лишь косвенно, будут ходить совершенно голыми, если не считать слоя засохшей грязи. |
| This was the French architect. | То был француз-архитектор. |
| Years later the town learned that he had come all the way from Martinique on Sutpen's bare promise and lived for two years on venison cooked over a campfire, in an unfloored tent made of the wagon hood, before he so much as saw any color or shape of pay. | Много лет спустя городу станет известно, что он приехал с далекой Мартиники, доверившись одним только словесным обещаниям Сатпена, и прожил два года, питаясь зажаренной на костре олениной, в палатке, сооруженной из парусины, которой был обтянут фургон, прежде чем ему хоть в какой-то форме заплатили. |
| And until he passed through town on his way back to New Orleans two years later, he was not even to see Jefferson again; he would not come, or Sutpen would not bring him, to town even on the few occasions when Sutpen would be seen there, and he did not have much chance to look at Jefferson on that first day because the wagon did not stop. | И до тех пор, пока он два года спустя не проедет через Джефферсон по пути в Новый Орлеан, он так больше никогда и не увидит города; то ли он сам не хотел туда ехать, то ли Сатпен не брал его с собою в город даже в тех редких случаях, когда Сатпена там видели, а в тот первый день он не успел как следует осмотреть Джефферсон, потому что фургон там не остановился. |
