Читать ««Рублевский» жанр нашей литературы» онлайн - страница 14

Пословицы и поговорки, меткие и к месту используемые, — не «кальки» с русских аналогов, а самобытные, подлинно белорусские. «Хто аглядаецца, той не каецца». «Па чырвоным дыване i ў печку не ганебна зайсщ»; «Палез у бойку, як верабей у крумкачова вяселле»; «Розум не кулеш — у галаву не ўвальеш»; «Пазалащ вароне пер’е — вось табе i пава»; «У гэтым свеце каму матавша, каму булава» и т. д.

Интересно читателю «послушать» народные песни, например старинную «ваярскую», — в исполнении пьяных жолнеров:

Падымалiсь чорны хмары,

неба пакрывалi,

Прыхадзiлi злы татары

ды пад Крычаў сталi,

Запалiлi стары Крычаў,

вежы запалалi.

Стары Крычаў падымаўся,

людзi ў рады сталi.

Или обрядовую, которая обычно пелась на свадьбе сироты:

...Рада б я ўстацi

К сваяму дзіцяці,

Бласлаўленнейка даці...

Дубовыя дошкі

Сціснулі ножкі —

Не магу пахадзіці.

Дубовыя цвечкі

Сціснулі плечкі —

Не магу ўстаці...

Если даже на свадьбе пелись такие песни — тяжкой была жизнь народа...

Или еще — «волшебную», «пад дуду і басэтлю», где христианский святой Георгий побеждает не какого-то там чужого змея, а местного «паганага цмока» из народных сказок:

...Ой, таму цмоку ў дзень па чалавеку,

А ў пятнiцу рана яму двух мала...

Як зачуў Госпад да ўсю праўду:

— А святы Юры, апранайся,

Апранай шаты, шаты дарагiя,

Надзявай боты да ўсё залатыя,

Да iдзi ў стайню, выбiрай каня...

— Ой, Госпадзi ж Божа, сам я баюся,

Ад паганага цмока не адбаранюся.

— А святы Юрай, чаго баяцца?

Сячы канём, вострым кап’ём...

Как-то святой Георгий в нашем варианте не слишком в себе уверен. Но зато совершенно понятно: обращение к Господу обязательно укрепит и поможет в борьбе со злом...

Очень хороши сравнения — там, где автор соблюдает меру в их разверну­тости и количестве. «Молчание затянулось, как варшавский сейм», — все, кто хоть немного знаком с историей Речи Посполитой, оценят остроумие этой фразы. «Приключения без опасности — как затирка без соли», — подбадривает себя «пищевым» сравнением не дурак поесть Прантиш. Униженный и опечаленный Лёдник «побрел... как черный аист с перебитым крылом». Мех на одежде старого шляхтича «моль побила, словно Михал Глинский — татар под Клецком». Отто­пыренные губы судьи-крючкотвора «шевелились, как две бледные гусеницы». «Да здесь вся земля нашпигована шпиками, как окорок — чесноком», — призна­ется воевода Сапега, и т. д.

Есть, конечно, в «Авантюрах Прантиша Вырвича» и недостатки — было бы даже странно, если бы такой большой труд был совершенно их лишен. Встреча­ются ненужные повторы (речь не идет о тех сюжетных повторах, которые автор делает в последующей книге цикла для читателя, который почему-либо не читал предыдущей). Попадаются излишне многословные сравнения и ассоциации, слишком далеко уводящие от поясняемого образа. И трудно представить, напри­мер, чтобы князь Агалинский, даже в сильном подпитии, мог распевать «жалост­ную» песню на «мужицкой мове» про «подлую» любовь пани с мужиком. (Хотя, почему бы и нет? Он не слишком знатен, натура у него широкая, и потому мог быть ближе к народу.) Автор делает это опять же из лучших побуждений — в очередной раз постараться извлечь из забвения наш замечательный фольклор. Если же в данном случае это только стилизация под него, то достаточно удачная. А вообще, приводить примеры недостатков больше и не хочется — настолько перекрывают их достоинства этого большого литературного труда.